Может быть, СССР представлял собой средневековое общество? Ну не выбилась Россия «в люди». Осталась при каком–то «азиатском способе производства». Такой взгляд характерен для людей, которые путают признаки современности с образом жизни стран Запада. Если есть в стране биржа, многопартийность и эротика по телевизору — значит, современность на дворе. Если нет — глухая архаика.
Между тем современность отличается от архаики куда более глубинными, сущностными признаками. Переход к современности, модернизация — это возникновение и утверждение индустриального общества, которое характеризуется узкой специализацией и стандартизацией. Они лежат в основе промышленного производства, преобладающего в экономике, бюрократического управления, преобладающего в политике, городского образа жизни и рационального по своей форме мышления, преобладающего в культуре. Переход к индустриальному, урбанизированному обществу завершился в СССР в 1960–е годы.
Достижения индустриального общества позволяют создать систему социального государства — перераспределения ресурсов в пользу уязвимых социальных слоев, — позволяющую поддерживать социальные гарантии. В основе этой фазы индустриального развития на Западе лежит государственное регулирование рыночной экономики. В СССР также возникло социальное государство, достижения которого иногда отождествляют с социализмом.
Современность наступила, но переживали мы ее в своеобразной форме, отличной и от стран Запада, и, скажем, от Японии. В силу ускоренного, форсированного характера модернизации и победы в ходе революции 1917–1922 годов коммунистической альтернативы в СССР возник своеобразный вариант индустриального общества с крайней степенью этатизации, монополизации и централизации. В процессе форсированной модернизации 1930–х общество строилось по образцу и подобию фабрики. Экономика, политика, общественная мысль и культура СССР в 1930–е годы были огосударствлены, и потому процессы, происходящие в недрах бюрократии и в отношениях между бюрократией и обществом, определяли развитие СССР. Следствием крайней этатизации стали также высокая степень монополизма, индустриализма и милитаризации страны. Модель общества, утвердившаяся в 1930–е в СССР, может быть охарактеризована как государство–партия, сверхмонополия, единая фабрика. По замыслу, это было крайнее проявление принципов индустриализма — корпорация, охватывающая огромную страну. Но коммунистический проект развивался во взаимодействии со сложной социально–культурной тканью, «стихией» социальных отношений, которые оказывали на него серьезное воздействие. После того как в начале 1950–х тоталитарный проект достиг апогея, «стихия» стала брать реванш, и социальные структуры СССР формировались как компромисс между коммунистическим проектом и советским обществом. Выражением этого компромисса было распределение ресурсов между задачами модернизации и обороны, с одной стороны, и социального государства и народного потребления — с другой.
Советскую социально–экономическую модель можно коротко охарактеризовать как централизованное индустриальное общество, имея в виду, что централизация управления в нем была максимальной по сравнению с другими индустриальными обществами. Из этого принципа вытекала высокая степень социальной однородности. СССР представлял собой гигантскую корпорацию и, подобно капиталистическим корпорациям ХХ века, развивался в направлении большей автономии подразделений и элементов. В ходе процесса автономизации прежде управляемые из единого центра элементы формировали сложную систему многоуровневых горизонтальных связей (хотя сохранялись и вертикальные).
В случае сохранения равномерности этого процесса автономизации могло возникнуть общество с сетевыми связями, преобладающим средним слоем, высоким уровнем образования — оптимальные условия для решения постиндустриальных задач. Однако в структуре советского общества было немало того, что препятствовало развитию этих процессов. Прежде всего речь идет о крайней степени монополизма и бюрократизации хозяйства и социальных отношений.