— Да, где это видано? — внезапно поддержала её тётя Валя, перегнувшись через бабушкино плечо. — Девять человек на тридцати трёх квадратах! У Наильки вон близнецы родились, Галя — учительница, везде пишут, что учителям в первую очередь, а в исполкоме говорят: восемь лет ждать! Разве это по-советски⁈ — дядя Рашид шёпотом призвал тётю Валю к порядку, и она замолчала, но голову держала непреклонно и смотрела возмущённо, очень она несправедливость не любит.
Раздались ещё поддерживающие голоса, но в эфире их, конечно, слышно не было.
Глаза у ведущей сделались как чашки.
— Телестудия обязательно передаст этот вопрос для решения в горсовет, — она украдкой заглянула в свой листок и постаралась без палева перевести тему: — Скажите пожалуйста, Раиса Хасановна, нашей передаче стало известно, что книгу о вас написала одна из ваших внучек. Вы можете её представить?
— Вот она, — бабушка погладила меня по голове, — наша Оля.
Произошла небольшая заминка. Оператор развернул камеру на меня, я старательно улыбалась, ждала вопросов и понимала, что бедная ведущая, должно быть, окончательно сбита с толку. Там у неё, скорее всего, заготовлены совершенно взрослые темы — а тут я. Поэтому я потихоньку вытянула у бабушки из руки микрофон:
— Я очень люблю свою бабушку. И очень горжусь ею. Так же, как горжусь подвигом всех советских граждан, помогавших фронту ковать победу в тылу…
Дальше я выдала на камеру примерно ту же речь, которую использовала в качестве вступительного слова для школьников (как хорошо, что я так здорово потренировалась!), между делом представила других персонажей книги — старших бабушкиных детей и завершила всё тем же обращением — теперь уже к зрителям — о необходимости постараться и сохранить как можно больше памяти о великом подвиге советского народа, в каждой семье.
Какой-то дядька из-за спины ведущей показал мне большой палец, и тут же нарисовал в воздухе кружок. Я расшифровала это для себя так, что всё здорово, закругляйся. Ну, прекрасно. Я вернула бабушке микрофон, и она напоследок улыбнулась:
— Спасибо вам за приглашение, и всех поздравляю с приближающимися праздниками: с первым мая и с Днём Победы!
На этой неплохой, на мой взгляд, точке огонёк камеры погас. И передача закончилась. Все зашевелились, заговорили.
Ведущая сидела в своём кресле грустная, как Снегурочка перед растаиванием.
— Не расстраивайтесь так, — сказала я ей, — неудобное место всегда можно вырезать.
Девушка вздохнула и ответила:
— Это был прямой эфир.
Ну… Будем надеяться, что всё обернётся к лучшему.
16. ЗВЕЗДИМ
ПОСЛЕВКУСИЕ
Вышли мы из телецентра все взбудораженные, и тут тётя Нина говорит:
— А поехали к нам? Я вчера пироги стряпала, да ещё омуля солёного из деревни прислали целое ведро! Куда его? Картошки быстренько сварим…
Закаталась, как обычно тётя Заря; увидели они трамвай и побежали на него всем кагалом — к себе, на Молокозавод (это остановка такая).
Мы снова начали трамбоваться в свой жигуль. Во второй, дядь Сашин, на заднее сиденье упихали семерых оставшихся детей и подростков. Четверо никуда не впихнувшихся взрослых дружно двинули на троллейбусную остановку. Выезжая на Ленина я увидела, что в сторону Сквера единица идёт. Сейчас она как раз развернётся, подберёт их, и они вслед за нами приедут.
Посидели мы славно. Сперва я забрала у мамы Федьку (отпустила её пообщаться), а сама валялась с ним на кровати, нюхала его молочный запах, а Федька радовался всем своим существом и дёргал мои бантики. Такое, граждане, умиротворение — кто бы мог подумать! Чувства у меня к братцу совершенно бабушкинские.
Таня с Иркой сидели с нами рядом и со смаком обсуждали, как в школе и в садике обзавидуются, что они были в телевизоре — конечно же, перед программой все похвастались кому только можно, и нас должны были смотреть. Подозреваю, что после этого эфира все мы на некоторое время станем локальными звёздами.
Информации в принципе было так мало, что людей, даже мельком увиденных на экране, потом узнавали, здоровались… И вообще, я сколько раз замечала такое: случайно в какую-нибудь передачу попадёшь, а потом знакомые встречают тебя и говорят: «Слу-ушай, никогда вот это не смотрел, а тут к соседям зашёл (например) — а в телике — ты!» Мистикой даже отдаёт.
Потом малышня (в лице Федьки, Димки и Лёньки) сморилась и уснула, а мы все сидели за большим столом, и тётя Нина (переволновалась, поди) говорила, что она вовсе не жалеет, и считает, что высказалась правильно, тётя Валя снова возмущалась безобразию, а остальные поддакивали, мол: глядишь — и зашевелится исполком.