На удивление, теперь меня слушали внимательно.
— Уже первое наше опытное лето показало хорошие результаты. Нами было осуществлено четыре вида посадки картофеля по различным экспериментальным технологиям, не подходящим для массового товарного производства, но пригодным для малых подворий и приусадебных хозяйств. Два из них признаны наиболее перспективными, позволяющими в условиях рискованного Сибирского земледелия, даже без применения комплекса минеральных удобрений, получить урожай картофеля до семи, а в отдельных случаях до десяти килограммов с квадратного метра.
— Не может быть! — громко сказал кто-то из зала.
— В колхозах и совхозах — не может быть! — парировала я, внезапно почувствовав себя Владимиром Ильичом, выкрикивающим: «Есть такая партия!» — Потому что в условиях больших хозяйств нет возможности такое количество времени уделять каждому клочочку земли. Но мы говорим с вами о малых участках, там, где перед человеком стоит выбор: обработать простым дедовским способом пять соток — или, может быть, только одну, прилагая к ней больше усилий — и получить в итоге тот же самый урожай. А на оставшейся земле можно цветы посадить, украсить мир. Или спортплощадку организовать для здоровья. Что касается моих голословных утверждений, то по каждому эксперименту вёлся дневник наблюдений, и все они будут опубликованы, с фотографиями. А эксперименты будут продолжены.
Что тут началось… Зал бурлил. Люди выкрикивали с мест, спорили, изображали Станиславского*, пока кто-то требовательно не застучал ручкой по стеклянному графину с питьевой водой.
*«Не верю!!!»
Еле как народ успокоился. Я всё ещё стояла у трибуны. Дядька-председатель посмотрел на меня сердито. Все планы я ему, видать, поломала.
— Ещё два слова, — акустика в зале, кстати, отличная. — Всё, что мы апробируем на базе нашей станции — никакие не секретные технологии. Всё делается для того, чтобы людям стало легче и лучше жить. Веселее**, — непроизвольно добавила я, и председатель слегка вздрогнул.
**Знаменитая фраза Сталина:
«Жить стало лучше, жить стало веселее!»
Нет, мне его не жаль. О чём ты думаешь, дядя? О мягком кресле?Я сосредоточилась на зале:
— Скорее всего, бо́льшая часть наших экспериментов будет интересна жителям в первую очередь тех регионов, которые сходны с нашим по ряду климатических показателей. Однако, мы могли бы организовать обмен опытом. Все наши наработки мы могли бы выслать, например, Марии Степановне, из ВНИИОК, мы с ней как-то подружились, а вы бы уж тут организовали обсуждения, апробацию на своих опытных участках. По обмену премудростями, так сказать. И нам бы что-нибудь интересное в ответ посоветовали. Это же здорово, когда страна сообща решает поставленные перед ней сложные задачи, а не каждый копошится в своём углу.
Это неожиданно вызвало аплодисменты, и меня аж слегка накрыло, так что со сцены я сходила на несколько трясущихся ногах. Плюхнулась в кресло рядом с мужем.
— Ну, ты, мать, дала! — Вовка пожал мне руку — и тревожно заглянул в лицо: — Ты чего трясёшься-то? Ну-ка успокоилась.
Я кивнула:
— Щас-щас… — и начала дышать, дышать, на четыре счёта вдох, на восемь выдох…
Следующий оратор внезапно начал со слов, что, мол, отрадно видеть такую молодёжь, и это, дескать, внушает оптимизм и прочее, и что так и надо: не разговоры разговаривать, а ставить перед собой конкретные цели и идти к ним, и что вот — их молочная отрасль совсем неплохо себя показала, и теперь они кое-что обсудят с товарищами и, возможно, изменят в следующем году некоторые подходы…
Короче, всякое было занимательное. Действо длилось три часа с перерывом, и я с трудом досидела до закрытия. Потом к нам начали подходить люди, просить адрес, оставлять свои…
ПО-ДОМАШНЕМУ
В восемь вечера мы, наконец, распростились с последними желающими переговорить. Чувствовала я себя выжатой, как мочалка. Мария Степановна терпеливо стояла чуть в стороне.
— Мария Степановна, вы уж простите, надеюсь, мы вас не подвели?
— Нет-нет, что вы! Напротив, всё очень правильно!
Я вздохнула с мыслью, что у начальства может быть своё мнение на счёт правильности.