Я развернулась прямее к столу и также как доктор сложила руки стопкой, слегка навалившись на столешницу.
— Ну, я и пошла. Пожаловалась на усталость, на постоянные головные боли. Стресс, крайнее переутомление, сами понимаете. Направление получила без проблем и сразу явилась сюда. Пограничное нашла. А там — вы, представляете?! Я уж не знаю, за какие заслуги вас туда тогда перевели, может, летом работать некому было. Ну, короче, давай вы меня спрашивать: как на работе, да как дома обстановка? На работе в садике и так понятно что, особенно летом, в группах по сорок человек. А дома… Муж первый — любитель радио, дурак увлечённый (это сейчас не диагноз, а просто я на него зла до сих пор). Это радио в кухне мослает — выключать нельзя, он же его лично своими руками идеально перемотал, и теперь беспрерывно слушает с очень высоким качеством. Телевизор мультики орёт — двое детей малолетних в доме. Пока мамы нет, включили, сами про эти мультики давно забыли, уже в каких-нибудь индейцев играют, тоже орут. Бабушка в свисток свистит…
— А почему бабушка свистит? — удивился доктор.
— Вот вы сейчас вточь как в тот раз спросили! Да потому что она из дальней комнатки услышала, что дверь хлопнула, и позвать меня хочет, а весь этот гвалт переорать не может. Вот я ей и выдала свисток, такой, знаете, как у тренеров… Вы мне тогда сказали, что в таком случае мне обязательно надо в вашем отделении отдохнуть. И что там в основном учителя, воспитатели и врачи, на дневном стационаре. Некоторые приходят и просто полдня спят. В две тысячи четвёртом это было.
Доктор вздрогнул.
— Информация является государственной тайной, — подняла палец я. — А ваша Елена Викторовна, судя по всему, вступила в сговор с врагами народа. Не могу с точностью утверждать, осознанно она на иностранную разведку работает, или её втёмную используют, но думаю, что не далее чем через две недели это прояснится. И вас, скорее всего, используют, так что вы уж смотрите, аккуратно там, чтоб ни в чём не замараться. Вы же в курсе, что мой Вова поехал в Москву на встречу с, — я потыкала пальцем в потолок. — Вот вернутся они, будет всей вашей службе шороху. А вы меня на привязи держите! Престаньте хоть этой вашей дрянью колоть, не знаю уж, что у вас, сибазон или галоперидол. Тошнит меня. Какие-нибудь плановые обследования назначьте, что ли. Энцефалограмму, полный гематологический анализ. Процедуры можно. Электросон, к примеру. Мне он в тот раз понравился.
Судя по взгляду, доктор старательно напоминал себе, что находится в дурке, и перед ним — пациентка. Но сопоставить мой рассказ со мной не мог. И внятных обоснований найти не мог.
Я ждала.
Он медленно подтянул к себе лист назначений, что-то в нём исправил, позвал:
— Маша, зайдите!
Маша нарисовалась на пороге, сама бодрость.
— Всё, веду?
— М-хм… Погодите… Вот, уколы отменить. Переведите девочку во второе отделение.
— Что, прям щас?
— М-м… да. Сразу же. Насчёт программы лечения я ещё… подумаю. Идите.
— Пошли! — скомандовала мне Маша.
На сей раз она отвела меня не на два этажа ниже, а на один. Очередная тётка в белом халате ворчала: мол, что за нужда в воскресенье переводить[8], кастелянша выходная, придётся ей самой и ещё что-то.
Вообще, меня радовало, что среди персонала, похоже, преобладали возрастные тётки. А то после дурацкого кина[9] с Умой Турман мысль о возможных педофилах заставляла меня брезгливо передёргиваться.
Я ждала, пока мне оформят постель, привалившись к стене и размышляя: что там сейчас с моими. Мама в шоке, по-любому. А уж бабушка… Не дай Бог вы, уроды, до сердечного приступа её доведёте, я тогда… Я не знала, что я тогда сделаю. Но Вовка уж что-нибудь придумает. Вот приедет с Москвы и всем покажет.
Вовка. Какая-то дорога. Калифорния.
Не прошло и пятнадцати минут, показалась заправка, а сразу за ней — парковка и нечто похожее на магазин. Я решительно свернул туда.
Магазин оказался полон всякого разного. За кассой сидела толстая рыжая женщина, обмахивающаяся журналом, очень похожим на мой. Сразу видно, тётка за спорт и здоровый образ жизни.
Так, если я тут со своим английским открою рот, это всё равно что красное знамя развернуть и медведя на цепочке за собой тащить. С балалайкой. Рискнуть под глухонемого закосить? На жестах тоже спалиться можно, но не так откровенно, как на попытке говорить.