— Ясно, — сурово кивнул Женя.
— Условия использования паёв такие: в течение года можно брать натуральным продуктом, под запись. По итогам декабря, с учётом сумм, зарезервированных на необходимые расходы, прибыль, за вычетом полученного мяса-молока и прочего, распределяется согласно паям.
Я чуть не брякнула: «А ещё вы будете получать по наследству авторские гонорары в случае переиздания книг», — но вовремя сдержалась.
— Коллектив у нас остаётся весь тот же самый, бухгалтерию Алёнка так и так ведёт, ветеринар есть, а насчёт общего контроля я с тёть Валей переговорила, у неё сейчас в «Сибирском подворье» треть ставки всего осталось, всё что надо отшито, так она согласна на должность бригадира целиком перейти.
— А почему ты нам всё это рассказываешь? — тревожно спросила мама. — Оля… Так всё серьёзно?..
Я слегка растерялась, но быстро придумала обоснование:
— Так мы же переоформлять на вас пойдём! Разговаривать с вами будут. Ты ж должна знать, что отвечать.
— М-м… понятно…
Не поверила, кажется.
— Всё, дорогие мои, я сегодня всё подготовлю, завтра едем переоформляться.
Но на этом день не закончился. Примчался непроницаемый Сергей Сергеич, вызвал нас с Вовой на сверхсекретную беседу и начал выспрашивать: что это с ответственным партработником было?
— Да что-что?! — пробухтела я. — Психанула, понимаете? Припёрся, козёл какой-то… Вы, Сергей Сергеич, как хотите, а выправьте мне бумагу, что вот это моё помещение в диспансер было врачебной ошибкой… этой… кто там меня в музыкалке забирал?
— С ножом в ноге? — индифферентно уточнил Вова.
— Да! Вот её врачебная ошибка. Тем более, она под микроскопом у вас.
— Ну, реально, Сергеич, — поддержал меня Вова, — сколько можно для пользы Родины страдать? И, главное, был бы в этом какой-то смысл…
— Вы же всё равно уедете.
— Ну и что? Уедем, а бумага пусть останется.
Вот так нежданно-негаданно на третье сентября было назначено моё повторное освидетельствование, перед которым в целой куче разных больниц нужно было пройти мильён разнообразных обследований. Выезд откладывался ещё на две недели, да и ладно.
А милиция так и не приехала. Не знаю уж, может дядя-проверяльщик постеснялся прилюдно опозориться?
В горисполком (где происходили все регистрации и перерегистрации) с готовыми документами решено было идти в понедельник. Я как-то вынырнула из кокона суеты, оглянулась вокруг… и вдруг обнаружила, что родственники и соседи вечерами обсуждают совершенно немыслимые раньше темы.
Я ностальгически притащилась на вечернюю дойку и теперь помогала взвешивать молоко, попутно слушая, как за оградой соседка напротив, тётя Катя, громко рассказывала, что на прошлой неделе носила внука крестить — а там толпа! И детей множество, и взрослых чуть не сорок человек!
— Не боитесь, что мать на комсомольском собрании пропесочат? — поинтересовался у неё дядь Рашид. — Раньше-то и из института выгнать могли.
— Да ну, прям! — махнула та рукой. — Никто на это и не смотрит. Крёстная-то у нас — наша же с завода председательница профкома, тридцать лет была моя подружка, а теперь кума!
Я подумала, что тётя Катя что-то немножко путает, и кумой упомянутая тётя стала дочери, да и ладно. Главное было в другом.
Стало ясно, что в отношениях государства и церкви назревает определённый… нет, не перелом, а трансформация. В отличие от оголтелой Ельцинской вседозволенности, правительство Андропова действовало осторожно, просчитывая шаги и их последствия. Традиционные религиозные организации, в свою очередь, также осторожно двигались навстречу. Период взаимной ненависти мы пережили. Хотелось бы посмотреть на нечто более конструктивное.
Конструктивное взаимодействие вылезло внезапно с совершенно непредсказуемого конца.
Событие случилось грустное. Умер Андрей Миронов — инсульт. Вечером двадцатого числа в новостях сказали, что похороны артиста прошли на Ваганьковском кладбище, даже могилу показали, а в воскресенье…
В воскресенье, прямо в эфире «Руси Православной» строгий и торжественный батюшка отслужил по усопшему рабу божию Андрею панихиду. Я сама не видела, но тётя Валя пересказывала, так натурально выпучивая глаза, что не поверить не было никакой возможности.
Офигеть!
Это настолько не вписывалось во всю предыдущую многолетнюю парадигму взаимоотношений церкви и власти, что звучало похлеще фантастики.
Нет, я, конечно, видела фотки с похорон Брежнева, где его отпевали высшие иерархи. Но дорогой Леонид Ильич вообще себе многое позволял. То на молебны ходил, то Джуна[43] вон, говорят, его лечила — так что почему бы и нет, тем более, что раз уж помер, то и взятки с него гладки. Но чтобы вот так, прям панихида? Я, честно говоря, не надеялась, что без дебильных горбачёвско-ельцинских реформ церковь раздышится — ан, гляди ты… Однако, может, тётя Валя что перепутала? Когда она службу-то видела в последний раз? Если вообще видела…