Но даже наличие почти что волшебного шрама не поможет мне в борьбе с теми силами, которые решили Союз скушать. Да в борьбе с никакими силами не поможет. Тут разве что Владимир Олегович (муж мой драгоценный), появление которого я в отдалённом светлом будущем подозреваю, маленько поспособствовать исхитрится — и то… Как в Ералаше, что ли: «Кто на нас с Васей?» Смешно, конечно.
А Владимир Олегович заявиться должен. Столько лет по мирам ходить и на посошок вдруг свалить? Да хрена с два! Вообще на него не похоже. Когда только — вот вопрос. Временны́е и вероятностные ветки — штука сложная.
А пока я его жду, сто́ит озаботиться выживанием. В стране начался дефицит. В восемьдесят первом в Иркутске, едва ли не ранее, чем во всём СССР, были введены первые талоны: на мясное и на масло. Для меня факт поразительный и ничем, кроме целенаправленного угнетения области, необъяснимый. Когда в школе, в мой первый вариант жизни, я писала доклад о переселенцах столетней давности и работала в отделе редкой книги Молчановки*, меня поразила информация о количестве производимого в начале ХХ века в нашем регионе мяса и особенно — масла. Сибирское маслоделие регулярно выхватывало призовые места и золотые медали на всяческих мировых выставках, а дохода приносило больше, чем вся Российская золотопромышленность! А тут — 300 грамм в месяц на человека, и то поди отоварь…
*Библиотеки им. Молчанова-Сибирского
Лучше в ближайшие годы не станет, будет только хуже, к восемьдесят восьмому году по талонам станет практически всё, остро потребное для жизни. Последние талоны напечатают в начале 1992 года и не выдадут народу только потому, что из Москвы придёт приказ отпустить цены — и наступит всеобщий дикий рынок… Я даже не знаю, честно говоря, что хуже: тотальный дефицит или безудержная инфляция и миллионы, на которые не знаешь, что купить, пока они не обесценились. Тут, как говорится, «оба хуже».
И что делать?
Листочек покрыли рисунки колбасок, куриц, сыра и прочей еды, за которой вскоре придётся стоять часами, причём иногда всей семьёй, потому что «не больше килограмма в одни руки» и тому подобное. Голодать — второй раз, с*ка, голодать! — не хотелось категорически. Носить будет тоже нечего, но это чуть позже. Листок покрылся красивыми, жирными, креативными вопросительными знаками, похожими на изогнутые воздушные шарики.
Мы будем вытягивать за счёт дядь Рашида с тётей Валей (это которые в одном доме с нами живут-то, в другом подъезде, я рассказывала), им как раз нынче привалило счастье — дача. Аж четыре (смешно, да?) сотки*. Там будут грядки. Это шанс, мдэ.
*Бывало и меньше — три, например.
Хотя, казалось бы: куда уж меньше?
Но, вы меня извините, за прошедшие годы я приобрела скверную привычку кушать мясо каждый день. Во всяком случае, в любой момент, когда мне этого захочется. А не вот это вот «месячная норма на выбор: 1 кг мяса, либо 800 граммов колбасы, либо килограммовая пачка пельменей на человека (включая несовершеннолетних)». В реале мяса было не достать, если только кости, прикрытые некоторым намёком на мясо. Колбас, в самом шикарном случае, предлагалось аж ДВА вида: «Русская» (с кусочками жира) и «Молочная» (без жира, соответственно) — и исключительно от Иркутского мясокомбината, который с каждым годом пихал в продукцию всё больше и больше пищевой целлюлозы (читай — картона), желатина, сои и прочей бяки. А я такое уже не ем. Сосиски по справкам, только для диабетиков. Изредка привозили ещё супнаборы. Их на талон давали то ли два килограмма, то ли четыре. Вот оно, изобилие — четыре килограмма костей, покрытых тонкой плёнкой заветренного, тёмно-бордового, почти чёрного мяса.
Фубля.
Чё делать, главное?
Садоводческий участок раньше девяносто первого года получить — шансы до крайности слабые.
НО! Вовка, помнится, говорил, что в Пивоварихе спокойно продавались старые дома. А дом в деревне — это автоматически огород! Я нарисовала домик. И рядом кружку с пивом, чтобы, тысызыть, отметить название населённого пункта.