— Так она там заржавеет! — всплеснула руками я.
— Ой, да и ладно! Кому нужна она, эта рухлядь!
Дядя Валя успел раскрыть рот и выпучить глаза — должно быть, чтобы возмутиться, что вовсе она не рухлядь! Вон как буквы ровно печатает и вообще! Но я тоже считала, что это вовсе не рухлядь, а если рухлядь…
— А если она вам не нужна, мне её отдайте!
— Оля! — поражённо воскликнула мама. — Чё придумала-то? Зачем нам такая громадина⁈
— Но, и я говорю, — сразу согласилась тётя Клара, — огромная такая, куда её?
Дяде Вале, видать, стало немножко жалко машинку. Это же его «двоюродная тётка жены кого-то» с барского плеча задарила.
— Забирай, Ольга! — рубанул он. — Раз им не надо — забирай!
— Да зачем нам эта машинка! — чуть не завопила мама. — Не надо нам!
— Надо! — упёрлась я.
Ишь, чего удумали! Мне такая халява прёт, а они против!
— Галя, погоди, — дипломатически вмешалась бабушка. — Олечка, ты подумай, посмотри: такая большая вещь, тяжёлая — зачем она тебе? Она много места занимает…
Уговорить решили, значит, да?
— Я буду писателем, — упрямо сказала я.
Тут захохотали все, кроме бабушки.
— Оля-а, — с некоторой жалостью даже сказала тётя Клара, — писателем быть — это не просто так! Тут талант нужен. А потом — ты думаешь, это так легко: раз — и сел, и пошёл печатать, как в книжке? Это же учиться надо.
— Я научусь.
— Давай, не вредничай! — раздражённо велела мама.
Когда она начинает говорить таким голосом, с ней лучше не спорить. И я выложила последний козырь:
— Давай, если я напечатаю, что ты скажешь, то мы её возьмём.
По-моему, она не очень хотела соглашаться, но дядя Валя, предчувствуя развлечение, заорал:
— Ну-ка, Алёнка, давай новый листок!
Чистый лист я вызвалась вставлять сама — иначе как я потом это буду делать?..
…Ну, в принципе, и медведей выучивают на велосипедах ездить.
Я села за стол перед аппаратом. Мда, с эргономичностью есть определённые проблемы, но это всё потом.
— Что пишем?
И тут они все вдруг зависли. Тоже удивительный феномен. Сколько раз я замечала, что в подобных ситуациях люди начинают дико тормозить, выискивают какие-то логические обоснования, связи. Казалось бы — перед вами никакой специфической задачи не стои́т, возьмите что угодно…
— «У Лукоморья» подойдёт? — спросила я. Пушкин — наше всё.
— Нет! — мама вдруг решила проявить характер. — Давай «Маленькой ёлочке холодно зимой»*.
*Новогодняя хороводная детская песня.
Автор текста: З. Александрова,
композитор: М. Красев.
Я слегка пожала плечами. Скорость я вам, конечно, не выдам. Моторика движений другая, с непривычки начнёшь торопиться — такая лажа получится, да и раскладка немного другая, не говоря уж о силе нажатия. Но и по полчаса буквы искать не буду.
После первой строчки они перестали хихикать, и хвост четверостишия я допечатывала в гробовой тишине.
— Дальше пишем?
Мама переглянулась с тётей Кларой и с бабушкой.
— А, ну-ка, напиши: Ира и Алёна идут в школу, — потребовала тётя Клара.
Да пожалста!
— Ну, до остановки-то я вам её донесу, — сказал дядя Валя.
В конечном счёте, нас отправилась провожать вся семья. Машинку вместе со всякими внезапно вылезшими причиндалами и запчастями замотали в старое байковое одеяло, поставили на санки и так довезли до остановки, и не до той, что в Солнечном, а снова до Байкальской. Там мы минут двадцать тусили, пока не подошла наша двойка, и дядя Валя помог нам погрузиться в салон. А с нашей конечной до дома мама моё приобретение уж сама дотащила. Всё-таки не холодильник.
Глядя, с каким сопением она тащит машинку по подъезду, я начала опасаться, как бы она дома её в сердцах не швырнула, и предупредила:
— Ты только её не кидай. Ремонт дорогой, наверное.
Это возымело некоторый эффект. Как же, дорогая вещь, всё-таки! Хоть и старая.
СТИХИЙНЫЙ СГОВОР
Дома, неторопливо разглядывая машинку ещё раз, я подумала, что чем-то она напоминает мне виденные как-то на ретро-выставке дореволюционные «Ундервуды». Вполне вероятно, что на базе «Ундервуда» кто-то и построил. Но древность… Я нашла непонятные выбитые цифры. Серийный номер? И ещё цифры: «1939» — вот это, скорее всего, год! Ничего, главное, что печатает.
Бабушка сидела на своём диване и улыбалась, покачивая головой. Должно быть, я ей казалась забавной: мелкая кнопка, а деловая такая, изображает взрослую. Хотя, мама, помнится, уже начала накачку меня в духе «ты должна быть умная, как Ленин!» — да, ни больше, ни меньше. Ленин считался эталоном умищи, куда круче, чем Эйнштейн или там Циолковский. Надо сказать, что в школе я их ни разу не разочаровала, с лёгкостью выхватив золотую медаль.