— Покажешь хоть?
— Конечно, — я села на лавочку. — Ты мне скажи лучше: не передумал поступать?
— А чего передумывать-то. Надо — значит, надо. Нужных людей уже нашли, подключили…
— Теперь я тебе одну вещь скажу, которая тебе не понравится.
Папа посмотрел на меня подозрительно.
— Какую?
Я покачала ногой.
— Маму со школы тоже отправляют поступать. Она, конечно, не на спортивное пойдёт, а на учителя физкультуры, так что вы в разных группах будете. Но для того, чтоб вы в разных группах были, ей надо ещё экзамены удачно сдать. А с этим, я боюсь, будут проблемы.
Наслышаны мы, как в улан-удэнском чужих валят.
— Н-да-а-а… — протянул папа.
— Папа, надо, чтоб ты помог. Скажи там как-то своим нужным людям, что ты не один поступаешь. Наглость, конечно, но нам нужна помощь. Фамилии у вас одинаковые. Не знаю… двоюродной тётей представь или ещё кем. Как хочешь — надо пройти. Тяжко нам, а так хоть на тридцать рублей побольше зарплата будет.
Последний аргумент был, конечно… Если у отца и были какие-то возражения, он их произносить не стал. Сказал просто:
— Я попробую.
И то хорошо. Он товарищ такой, если начнёт «пробовать», обязательно что-нибудь придумает.
Пара дней у меня ушла на допечатку, после чего я отправила синопсис и три первых главы в редакцию журнала «Костёр», а второй, точно такой же набор — себе, тоже заказной бандеролью (в подтверждение авторства, я ж говорила). Дело сделано, остаётся только ждать. Возьмут — просто супер. Не возьмут — надо будет через месяцев шесть-восемь в другую редакцию попробовать заслать. Хотя бы в тот же «Пионер», хотя там немного другая… как бы это сказать… тональность, что ли.
Довольно внезапным и обескураживающим стало для меня то, что все по умолчанию ожидали, что я буду ходить с тётей Валей и дядь Рашидом к ним на дачу. В смысле — с Таней и Иркой (а чаще просто с Иркой).
Вот это поворот.
Нет, я люблю всё их семейство, но… Я как бы своё уже отходила, в тот раз. А теперь у меня как-то огонь в… кхм… в организме не горит по шесть километров туда-сюда пешком гонять ради удовольствия играть там в малышовые игры.
И когда тётя Валя двадцать первого, в пятницу, заскочила к нам и спросила:
— Чё, Оль, завтра-то с нами на дачу идёшь? — я от неожиданности брякнула:
— Честно говоря, у меня были совсем другие планы.
Совсем другого ответа от меня ожидали все присутствующие. Мда.
Но — нет. В этот раз я не хочу. Да и не могу. Уж не обижайтесь, мне надо поторопиться, чтобы заработать на кусок земли, желательно с приличным домом — и такой кусок, который поможет нам пережить надвигающиеся голодные годы.
14. БЕЗ ПРИКЛЮЧЕНИЙ-ТО НИКАК
МЫ С БАБУШКОЙ ВНЕЗАПНО ЕДЕМ В КОНТОРУ
Мама продолжала активно работать — вести какие-то кружки на площадке, летние спартакиады и фиг знает что ещё. Я наотрез отказалась расхаживать по дачам, и бабушка регулярно (кроме редких дождливых дней) выгоняла меня на улицу, «для движения». Против этого я принципиальных возражений не имела, и иногда даже бегала в школу — как раз в это время мама проводила с детьми всякое интересное, и я с ними заодно носилась, получая свою долю физнагрузки.
Возвращаюсь третьего числа домой — а бабушка мне быстренько дверь открыла и в зал ушла. Чё это — думаю. И тут я увидела знакомый конверт, аж ноги похолодели. Мой конверт от бандероли. Вскрытый! Я забежала в зал:
— Баба! Ты что наделала⁉
Бабушка испугалась:
— А что? А что такое? Почтальонша приходила, я расписалась. Для тебя письмо — вот, книжку тебе прислали. Интересная! Я сижу вот, читаю…
— Баба! — застонала я. — Это МОЁ письмо. Я его сама себе отправила, его нельзя было вскрывать…
Бабушка заохала и засуетилась.
— Ах ты ж… А что делать? А давай мы его заклеим? А? Не пойдёт?
Я села на диван и потёрла лоб.
— Погоди, не паникуй. Не пойдёт уже. Теперь по-другому надо.
Так. Авторство может заверить нотариус. Это будет даже надёжнее, не надо трястись, что кто-то конверт распечатает. Только вот сколько это будет стоить?
— Баб, а где у нас есть нотариус? — я посмотрела в растерянное бабушкино лицо. — Или нотариальная контора?
Она поджала губы, соображая.
— Около рынка, по-моему, был. Где суд. Туда поедем?
— Поедем. Только теперь сшить надо.
В буквальном смысле. Мы нашли самую толстую иголку, сложили нитки в несколько рядов, совместными усилиями прошили мой талмуд, сзади на узелок завязали и хвостики к последнему листу маленькой бумажкой приклеили — правило такое. На этой бумажке полагалось помечать: «Пронумеровано, прошнуровано», дата и подпись.