Самсонов Геннадий Федорович
ССЫЛКА
На севере, на станции Котлас ждали очередной эшелон со ссыльными. Стояли осенние, вечерние сумерки. Мелкий дождик монотонно капал в образовавшиеся лужицы. Перрон и серое здание вокзала тускло освещалось станционными фонарями. В их свете, на путях, угадывались неясные силуэты осмотрщиков вагонов, звонко стучащих по колесным парам вагонов молотками на длинных деревянных ручках. Маневровый паровоз «овечка» суетливо тасовал порожняк и вагоны с лесом.
У стены вокзала, укрывшись от ветра и кутаясь в плащи, стояла группа людей, вглядываясь в темноту. Вдруг среди них возникло движение, вызванное выплывшим из густой темной пелены огней паровоза. На перрон вышел дежурный по станции, лениво звякнул в станционный колокол и поднял руку с фонарем.
Из здания вокзала высыпал взвод милиционеров и осомбильцев. По команде человека в кожаной фуражке, в прорезиненном плаще они быстро рассредоточились вдоль железнодорожного пути. Огни паровоза приближались медленно. Наконец, тяжело посапывая, паровоз, таща за собой состав из вагонов-теплушек, называемых в народе телятниками, подошел к станции, коротко свистнул и заскрипел тормозами. Вагоны дернулись как в конвульсиях, звякнули буферами и замерли.
Сразу же весь поезд был освещен фонарями. Паровоз, тяжело дыша и отдуваясь клубами пара и дыма, выжидательно стоял, ожидая чей-то команды. К нему подбежал какой-то человек, махнул рукой и приказал отцепляться. Паровозная бригада с готовностью принялась выполнять команду. Загремело железо сцепки и паровоз, облегченно выпухнув очередную порцию пара быстренько укатил в сторону депо.
На путях остался состав вагонов-теплушек с зарешеченными окнами под крышей и засовами на дверях. Передний вагон состава был пассажирским. Дверь в нем была открыта и ярко освещена изнутри. В дверном проеме стояла фигура человека в военной форме. Это был Силин-комендант поезда. Он внимательно оглядел перрон, дождался, когда отцепится паровоз, легко спрыгнул со ступенек на землю и не спеша, отправился навстречу человеку в милицейской шипели — начальнику местной милиции — Земцову. Сблизившись, они обменялись рукопожатием и представились друг другу;
— Ну, как доехали? — Земцов расстегнул шинель и полез за папиросами.
— Нормально, без ЧП — комендант поезда принял предлагаемую папиросу.
— Что за контингент?
— Да все тот же. Кулачье, подкулачники и так…разная шваль. Контра, одним словом.
— Ну что, пойдем посмотрим документы, да и решим все остальное — Земцов бросил окурок, откинул его сапогом в лужу и, взмахом руки подозвал к себе командира взвода милиционеров Гуляева и приказал ему — Проверь оцепление и обеспечь охрану вагонов как в музее. Чтобы и внутри и снаружи порядок был. Понял?
— Как не понять, товарищ начальник. Все будет в порядке.
— Давай исполняй. Там у дежурного по станции сидит уполномоченный ГПУ, доложи ему, что я с документами подойду минут через двадцать.
— Есть — козырнул Гуляев и побежал выполнять приказание.
Земцов кивнул коменданту поезда, и они пошли к его вагону. Здесь у ступенек тамбура стояла кучка солдат, сопровождавших состав, и что-то оживленно обсуждала. При виде начальства они побросали цигарки и подтянулись поправляя обмундирование.
Силин подозвал одного из них:
— Сильченко, собирай всех своих, найдешь на перроне комвзвода милиции Гуляева и поступай в его полное распоряжение. Порядок знаешь, и смотри в оба…
— А когда будем выгружать вагоны. товарищ комендант? — спросил Сильченко.
— В свое время узнаешь, а сейчас ступай.
Солдаты собрались и быстро покинули вагон. Силин пригласил Земцова к столу, прибавил свет в лампе «летучая мышь», пошарил руками по карманам и достал связку ключей. Выбрав один из них Силин вставил его в замок металлического ящика, стоящего на полу и с усилием повернул два раза. Замок нехотя подчинился ключу, и комендант с облегчением поднял крышку ящика, Силин вытащил из нес пухлую папку, и развязал на ней матерчатые тесемки и подал папку Земцову:
— Вот тут все бумаги. Списки повагонно, анкетные данные на всех ссыльных с членами семей, за что ссылаются и все прочее. Есть отметки о степени активности сопротивления коллективизации.
— Опасная контора и уголовники есть? — спросил Земцов, забирая бумаги.
— Нет, такие в других местах. Кто по лагерям, а кто и в сырой земельке закопай. А эти, что в вагонах, так мужики зажиточные. Многие из них за советскую в гражданскую воевали. Землю, видишь ли. им обещали. Вцепились в эту землицу зубами, хребет свой на ней ломали, хозяйством обросли, подразжирели. В колхозы идти не хотят. Народ, глядя на них сомнение выражает, мелется, а линия партии на сплошную коллективизацию тормозится. Вообщем тут все правильно, уберем кулаков и подкулачников, в деревнях вверх возьмет беднота, а уж она-то в колхозы потянется. А эти пусть север осваивают, лес попилят. Поймут, как перечить генеральной линии партии.
Силин хотел еще дальше излагать свои мысли, но Земцов прервал его:
— Больные есть?
— Есть, но все ходячие. В эшелоне фельдшер из ссыльных оказался, так он в дороге многих подлечивал. Двоих но дороге похоронили, там, в списке отмечено.
— Ладно — Земцов поднялся и сунул пайку за отворот шинели. — Пойду к дежурному по станции, а ты тут проверь охрану. Выгружать будем скорей всего рано утром.
— Ясно — согласился Силин — Утром, так утром.
Земцов, нехотя покидая теплое помещение, спустился с вагона, взглянул на черное небо, натянул на голову поглубже фуражку, поднял воротник шинели и зашагал к вокзалу.
Земцову было лет тридцать с небольшим, но на вид ему можно было дать и больше. На сухощавом, продолговатом лице, выделялись печально усталые глаза. Прямой пос и узкие губы, разделяла щепотка усов. По левой щеке, сверху вниз тянулся розовый шрам. Этой весной, при задержании сбежавшего из лагеря зека, тот оставил отметину опасной бритвой на лице Земцова.
В помещении дежурного по станции было тепло и уютно. Казенная мебель состояла из казенного стола, нескольких стульев и обитого дерматином, с высокой спинкой, дивана. В правом углу, от входных дверей почетное место занимала круглая печь. Через ее неплотно прикрытую дверцу был виден яркий огонь горевших березовых поленьев. На подгоночном листе лежала объемная охапка дров.
Дежурного по станции в помещении не было. На диване полулежал уполномоченный ГПУ Сочнев Иван Максимович. Он был примерно одних лете Земцовым, но разительно отличающегося от него внешне. Небольшого роста, плотная фигура, круглое гладко выбритое лицо, глаза узкие с хитринкой, сочный рот под небольшим носом, овальный подбородок.
Вошедший Земцов отряхнулся у дверей, скинул шинель, снял фуражку, бросил все это на спинку стула и подошел к пышущей жаром печи.
Сочнев чуть приподнял голову от валика дивана и спросил:
— Как там дела?
— Все в порядке. Вагоны оцеплены. Охрана надежная. Документы вот здесь в папке.
Сочнев поднялся с дивана, принял протянутую Земцовым папку, взвесил ее па руке и кинул на стол:
— Ладно, бумаги пока подождут. Значит так — баржи уже стоят у пристани — звонили с порта. Разгружать вагоны будем рано утром, чуть засветлеет. Народ в городе нечего баламутить. Одна баржа пойдет по Северной Двине, другая по Вычегде. Списки, кого куда будем отправлять, я к этому времени подготовлю. К приему ссыльных на местах готовятся. В райкоме партии все держится на контроле. Так что, Петр Степанович, обеспечивай охрану вагонов до утра и особо надо аккуратненько соблюсти передвижение ссыльных до пристани и погрузку их на баржи. Все должно пройти без всяких неожиданностей. По Северной Двине с баржей пойдет комендант поезда Силин, по Вычегде твой заместитель Лавров. Так что какое-то время побудешь без зама. А теперь давай хлебнем чайку и я займусь бумагами.
Чай пили молча. Каждый думал о своем. Молчание нарушил стук, и в дверь просунулась голова дежурного по станции:
— Простите, я не помешал?
— Помешал — отрывисто бросил Сочнев — Чего тебе?
— Я только бланки маршрутных листов хотел взять.