Анне вспомнилась Волга, когда весной огромные стаи гусей, уток темными тучами снимались с лиманов и влекомые заложенным в них природой инстинктом, устремлялись на Север. Может и эти оттуда, с родных мест. Анна улыбнулась краешками губ, с грустью вглядываясь в то место, где проглядывалась напуганная стая. Мысли Анны прервал лай собак. Она невольно пригнулась и убрала весла. Высоко на берегу чернели деревенские избы. Не было видно ни огонька. Но Анна на всякий случай так согнувшись и проплыла мимо деревни. Скоро лай собак прекратился, но Анна уткнув голову себе в колени, так и осталась сидеть. Вторая бессонная ночь и усталость давали о себе знать. Она провалилась в забытье. Сколько она так проплыла, трудно было определить. Проснулась она от прохлады, проникшей через все складки одежды и сразу почувствовала, что лодку что-то постоянно толкает. Она открыла глаза и обомлела. Лодка двигалась посередине реки и была окружена льдинами. Небо просветлело, и свой берег расплывчатыми очертаниями едва-едва просматривался. У Анны мигом пропал сон. Она взяла себя в руки и цепким взглядом оценила обстановку. Лодку тем временем сзади толкнуло и она поползла на плывущую впереди льдину. Анна попыталась оттолкнуться веслом, но из этого ничего не получилось. Тогда она осторожно вылезла из лодки на льдину и вцепилась руками в борт, стала ногами упираться в льдину, отталкивая ее от себя. Пустая лодка сошла со льдины легко. Анна рывком перевалилась в нее, тут же поднялась и схватилась за весла, но грести было невозможно — мешал лед, а слева наплывала крупная льдина с острыми обломленными краями. Анна вытащила весла из уключин, бросила одно из них на дно лодки, а вторым, пользуясь как багром, отвела льдину в сторону. Затем она быстро провела лодку в образовавшийся просвет и, приноровившись, лавируя между льдинами, направляла лодку все ближе и ближе к берегу. Уже совсем рассвело и вверх по реке Анна увидела белые громады льда, перекрывшие всю реку. Слышался глухой гул. «Затор прорвало», — похолодела Анна. Она лихорадочно вставила весла в уключины и беспорядочно заработала ими, но желаемого результата не получила. Она встряхнула головой, взяла себя в руки и, плотно сжав губы, стала пробиваться к берегу уже испытанными способами, действуя одним веслом. Ей еще несколько раз приходилось сталкивать лодку с льдины, но она делала это не испытывая страха. Страх был там вверху. По реке, где ревел и скрежетал основной лед, сокрушая все на своем пути.
Анна работала энергично, изредка бросая взгляд то вверх по реке, то в сторону приближающегося берега. На боль в плече она не обращала никакого внимания. Оно словно занемело. По лицу стекали струйки пота, сердце словно пыталось помочь Анне, бешеными ударами разгоняло кровь по налитому тяжестью телу. Только глаза остро следили за каждой льдиной. Все остальное делалось автоматически, во имя спасения жизни. Какое-то время Анна глядела только на воду и лед, а когда подняла глаза облегченно вздохнула — берег был рядом. Она из последних сил собралась и несколькими мощными гребками достигла берега. Но это был не совсем берег. Это были кусты ивняка, за которыми скрывался разлившийся ручей. Анна не расслабляясь, работая двумя веслами, направила лодку вглубь ручья. Проплыв метров двести, она выбрала небольшую полянку и пристала к ней. Привязав лодку к ближайшей ольхе, она пошатываясь вышла на поляну и прямо здесь рухнула на землю.
Пережитый нервный стресс и нечеловеческая усталость, сделали свое дело. Она уткнулась лицом в ладони и беззвучно заплакала, судорожно глотая набежавшие слезы. В голове от перенапряжения все плыло, в глазах стояли хищные надвигающиеся льдины, темная густая вода и синее-синее небо. Видения расплывались, и Анна провалилась в сон. Утреннее весеннее солнце поднялось за рекой, пробежалось искорками по искореженному льду на реке, постепенно достигло поляны и направило свои теплые лучи на спящую путешественницу, обсушивая капельки слез, застывшие в уголках голубых глаз.
***
Никита Павлов шел из своей деревни в Сольвычегодск. Там он должен был получить назначение директором в Покровскую семилетнюю школу. Почему назначение происходило в конце учебного года, Никите не объяснили. Молодого учителя радовало это назначение. Хотелось самостоятельности, появлялась возможность проявить себя, реализовать кое-какие задумки. Он очень любил свою работу. Еще пацаном он собирал деревенскую детвору на повите, читал им книги, рассказывал о разных странах. Иногда и взрослые мужики, приходя к отцу, просили что-нибудь почитать. Некоторым он помогал писать письмо, составлять какие-нибудь прошения.
Семья Павловых была большая, но не бедствовала. Глава семьи, Андрей Фомич, по всей округе слыл отличным сапожником. Летом возился с землей, со скотиной, а зимой, собрав нехитрый инструмент, отправлялся в Питер шить сапоги на заказ. Он в молодости жену себе, Евдокию, привез оттуда. Хотя в деревне было немало девок, положивших глаз на завидного жениха. Евдокия в Питере находилась в прислугах у учителя гимназии и впоследствии хотела сделать все от нее зависящее, что бы ее дети получили образование. А должность учителя для Евдокии вообще была почти вершиной счастья. Сам Андрей Фомич поддерживал тягу к учебе и всегда привозил им из Питера связку книг.
Революцию он встретил настороженно. Лозунги-то вроде как хорошие и нужные: «Земли — крестьянам. Фабрики и заводы — рабочим». Но потом конфисковали маслозавод у его крепкого хозяина Поленова и назначили директором Мишку Лаптева по прозвищу Лапоть, ни чего не имевшего в своем личном хозяйстве, кроме двух коз, да дворового пса Барбоса, вечно шатавшегося вместе с хозяином по деревне и везде сующего свой нос. Мельницу отобрали у Силантия, тоже хорошего хозяина. Фокин сам закрыл свой магазин, а весь товар куда-то вовремя сплавил. Все равно и магазин и пустые амбары у него конфисковали. Тогда Андрей Фомич и понял, что добра от этой революции не будет. Деревня стала нищать, деловая жизнь заглохла. Новая власть спохватилась и ввела НЭП, новую экономическую политику. Оживилась торговля, ремесло. В деревне стали создаваться ТОЗЫ — товарищества по обработке земли. Андрей Фомич вместе с несколькими мужиками, собрав последние деньги, приобрели сеялку, плуги и с азартом стали хозяйничать. Но власть вновь отобрала все. И стала создавать колхозы. Власти не нужны были зажиточные и самостоятельные хозяева. Она решила согнать всех в большое стадо и кормить его из своих рук. Так легче было реализовывать свою идеологию, родившуюся в головах членов ЦК партии большевиков вопреки всем законам бытия человеческого.
Лишившись всего, а главное надежды, Андрей Фомич захандрил, затосковал, а затем и вовсе решился рассудка. Никита отвез его в Вологду. Пробыв там почти полгода, Андрей Фомич вроде бы как пришел в себя и вернулся домой, но не на долго. Психика не могла справиться с нарушенным душевным равновесием. И Никита опять отвез отца в Вологду. Так было несколько раз. Никите пришлось тянуть семью на себе. Младшие сестры и брат помоги по мере своих сил. Евдокия жалела Никиту, мужа, детей, но не сдавалась. В последний раз Андрей Фомич вернулся из больницы по осень, с последним пароходом. На этот раз он выглядел свежо и лучше. Рассудок был ясным. Интересовался деревенскими новостями, расспрашивал Никиту о событиях в стране, забавлялся с младшеньким Коленькой. В самый праздник очередной годовщины Октябрьской революции, когда Евдокия с детьми ушли на митинг, Андрей Фомич затопил русскую печь, дождался когда прогорят поленья, выгреб угли поближе к челу и закрыл трубу. Сам переоделся в чистое белье, написал записку и лег на кровать. Там он и умер, отравившись угарным газом.