Дым повалил в нашу сторону, снизив обзор.
Загрохотал ДШК — снес еще одного пулеметчика, вместе с глиняным холмиком.
Едва эти первые тридцать пошли на прорыв, тут же последовала вторая волна, из еще большего числа душманов. По нам открыли шквальный огонь, нужно было как-то перезаряжаться. Пришлось залечь поглубже.
Вступили в бой все, даже раненые.
Недружно захлопали наши подствольники — взрывы посекли часть наступающих. Вновь заработал крупнокалиберный пулемет.
Дважды по нам выпускали реактивные гранаты — одна прошла мимо, вторая легла рядом с ДЗОТом. В дыму, что валил от горящего бронетранспортера, сложно было что-то разобрать. Жар от горящего транспорта тоже сильно мешал. Кто-то кашлял, у кого-то слезились глаза.
Появились первые раненые. Духи смогли занять канаву, били оттуда всем, что есть.
Шерстнева сняла шальная пуля, попав ему прямо в горло.
Мы стреляли и стреляли, боезапас таял на глазах. Минуты превращались в вечность, стрельба не утихала ни на секунду. Духи потеряли по меньшей мере уже около пятидесяти человек, продавливая нас грубой силой. Но продолжали лезть.
Враг прикрывался телами убитых, перемещался даже ползком, не всегда можно было отличить уже мертвого душмана, от живого или раненого. Про одиночную стрельбу уже не было и речи, били как есть, хотя вся наша группа старалась максимально придерживаться этого правила.
Выбыл из строя Док — ему попало сразу две пули в плечо. Выбитая шальной пулей каменная крошка рассекла мне кожу на лбу, отчего глаза заливала липкая теплая кровь. Вскрикнул Урду — не знаю, что там с ним.
Сполз вниз прапорщик Лось. Сморщился от боли — на руке была кровь. Снова получил ранение в руку и по-видимому, стрелять он больше не мог. За его пулемет перекатился Игнатьев.
Нас становилось меньше.
Пришлось тактично переместиться на вторую линию обороны. Оттуда в душманов полетели гранаты — сразу несколько взрывов серьезно обескуражили врага — они дрогнули, когда разом человек тридцать упали на каменную поверхность плато.
После этого, они откатились. Началась позиционная стрельба.
Выяснилось, что нас осталось всего четырнадцать. Четверо уже пали. Появились новые раненые. Благо, никто из моей группы не погиб, только Док лежал у самой стены, пытаясь оказать себе медицинскую помощь. Вид у него был не очень — держался только на промедоле.
Патроны заканчивались.
ДШК все чаще и чаще вступал в бой, пока не раздался звонкий и вместе с тем ужасный звук, символизирующий, что закончились патроны. Гранат оставалось всего пять штук.
Парочка духов даже попыталась забраться на дымящийся БТР, но их оттуда быстро срезали.
В какой-то момент в воздухе засвистели мины. Часть из них полетела в пропасть, часть упала на краю. Лишь одна рванула поблизости от одной из наших огневых точек. Частично накрыло осколками.
Еще дважды нас пытались обстрелять, но рельеф толком не позволял использовать минометы, поэтому противник перестал их использовать. Тем не менее, осколки зацепили еще двоих. Один из них прилетел в ногу Корнееву, Игнатьеву тоже досталось — судя по тому, как он вскрикнул.
Расстояние между нами и противником сократилось до тридцати метров.
Я периодически обращал внимание на небо.
Никого. Вообще никого.
Пусть кто-нибудь прилетит. Ну… Ну не может такого быть, чтобы все это было зря! Что мы тут, все поляжем, что ли? Да, прихватим на тот свет, сотню душманов, а толку-то? Задание будет провалено, шифр диски «Заката» все-таки попадут не в те руки… И все ради чего⁈
На мгновенье наступило затишье.
Минута, вторая. Третья.
— Шурави! Слушай меня! — раздался с той стороны громкий голос. — Я Теймураз Костолом! Предлагаю вам сдаться, но только один раз!
— Да пошел ты! — сплюнул на землю Лось. — Мы отказываемся!
Остальные были с ним абсолютно согласны. Безусловно, умирать кому не хотелось, но от плена бойцы устали. Второго раза точно не будет, а для разведчиков плен вообще был немыслим — нам это вбивали в голову, пока мы обучались в учебном центре ГРУ. Разведчик никогда не делает ничего просто так. Никогда. А даже если это все-таки случилось, значит, на то есть причина.
— Теймураз! — крикнул в ответ я. — Ты ничего не получишь, бешеная собака!
В ответ раздался гневный вопль, что-то там на своем, афганском. Урду при этом невесело усмехнулся и ответил: