— И здесь тоже? — Он прикоснулся ко мне между бёдер.
— Да.
— Хорошо.
Он решил извиниться за свою грубость самым лучшим образом. А потом у нас был романтический ужин. Он опять кормил меня с рук деликатесами, а я облизывала его пальцы и говорила, как это вкусно, имея в виду совсем не еду. Я сидела на его коленях голой, и Рэймс отметил, что это самый лучший наряд. И плевать он хотел на этикет.
Это был потрясающий ужин. Он понравился мне на столько, насколько не понравились его последствия. Как я вскоре выяснила, местная еда мне противопоказана. Хорошо, что Рэймс ушёл до того, как я проснулась от приступа тошноты. Он бы в любом случае связал моё плохое самочувствие со своей грубостью.
— Выглядишь уставшей, — заметил Рэймс, когда вернулся.
Я опять сослалась на особенности своего организма. Вот только прошёл день, два, три, а кровь не шла. Мне становилось всё хуже. Быстрая утомляемость почти не мешала, но тошнота по утрам убивала. Я не ходила в медпункт, прекрасно зная, что обо всём тут же доложат командиру. Он заставит меня сделать анализы и тут же выяснится, что я при смерти.
Хотя это выяснилось даже раньше, чем я надеялась. Просто однажды Рэймс застал меня в обнимку с унитазом. Впервые я увидела командира в откровенной панике.
— Что я наделал…
Он долго сидел со мной на руках, пока я преувеличенно бодро пыталась объяснить, что это последствия смены режима и питания, которые проявились с запозданием. А что? Я же женщина. Кто знает, как именно на меня действует… да даже свет местной звезды.
— Я уже видел такое, — перебил Рэймс.
Очевидно, он имел в виду, что я подцепила какой-то местный вирус, так как на меня могли не подействовать прививки. По каким ещё причинам мне могло быть настолько плохо? Я выглядела умирающей. Потому что на самом деле умирала.
Рэймс погладил мой живот, хотя меня уже не тошнило. Видеть этого стойкого мужчину таким подавленным было невыносимо, поэтому я призналась, что дело не в нём. Это всё из-за Бэлара.
— Что? — очень тихо обронил Рэймс.
— Мэтр… очень сильный. Его уровень контроля выше, чем у любого иерарха. Он изменил воспоминания о нашем совместном прошлом, чтобы кто-нибудь вроде консула не смог выпытать неприглядные подробности, — сказала я. — Но из-за этого я теперь умираю. Меня обследовали в лаборатории. Сам Хейз. Я уже была больна. Ты тут совершенно ни при чём.
Вот теперь Рэймс тоже выглядел умирающим. Он долго молчал, разглядывая меня и продолжая гладить по животу.
— Бэлар говорил с Хейзом?
Даже больше, я слышала каждое слово из этого разговора.
— У них полно проблем и без меня. Мэтр не намерен лечить меня…
— Чёрта с два! — рявкнул Рэймс, ставя меня на ноги. — Собирайся.
— Куда? Я не вернусь! Нет, даже не думай! Я уже отлично себя чувствую, видишь?
— Это не обсуждается! — Мужчина снова выругался. — Ты даже не думала говорить мне об этом, правда? Решила, что это неважно?
— По сравнению с тем, что происходит здесь, с тобой? Тут люди гибнут тысячами от кое-чего посерьёзнее.
— Ты кого сейчас в этом пытаешься убедить?
— Мэтр сказал не переживать об этом, вот я и не переживаю.
Враньё. Мне умирать совершенно не хотелось, но Бэлар ясно дал понять, что не пойдёт против отца. А спасти меня мог только Хейз и его бригада нейрохирургов.
— Мэтр проворачивает какой-то грандиозный план, поэтому и не был против того, чтобы я уехала, — добавила я. — Ему сейчас не до нас, так почему бы просто не воспользоваться этим? При нашем с тобой положении… это же роскошь, понимаешь? Он может передумать и забрать меня уже завтра. Но сама я к нему не вернусь.
— Я не прошу тебя к нему возвращаться!
— Да, ты этого требуешь. Хочешь, чтобы я умоляла его о спасении. К слову, я так и делала всё то время, что жила с ним, потому что постоянно влипала в неприятности.
— Тогда он тем более должен тебе помочь, ведь теперь это его грёбаная вина!
— Нет. — Я покачала головой.
— Когда ты стала такой гордой?
— Дело не в гордости! Просто я выбрала тебя. Окончательно и бесповоротно.
Когда Рэймс открыл рот, я приготовилась услышать что-то вроде: «тогда ты явно сделала неправильный выбор», но мужчина сказал «ладно». Вот так просто согласился?
Я настороженно прищурилась, и Рэймс закончил: