Меньше всего мне хотелось вспоминать эту историю. Поэтому я молчал, скобля ногтем пожелтевшую от сырости и времени кафельную плитку. До тех пор, пока ванна не наполнилась, и Многорукий не закрыл кран.
— Расскажи мне. И ничего не пропускай. — Я не отвечал, и тогда он пошел на хитрость: — Всё, что я слышал последние сутки — вопли и визг. У меня в ушах до сих пор звенит. Мне нужно с кем-то поговорить, понимаешь?
Как это прозвучало?
Делай, как тебе говорят, если не хочешь, что бы на этот раз я слушал твои вопли и визг.
Не поворачивая головы, я исполнил его просьбу. Без энтузиазма, с которым когда-то хвастался той же самой историей перед сверстниками. Почему со временем она стала звучать настолько жалко? Или проблема в слушателе?
— А я всё гадал, чего ты так прикончить его хочешь, — сказал Многорукий после сотни наводящих вопросов.
— А? — Я не мог скрыть удивления. До него так медленно доходит?
— Говоришь, что ненавидишь его…
— Я ненавижу!
— Брехня. Я видел людей, которые ненавидят.
— Ну ещё бы.
— А ты им восхищаешься.
— Нет!
— Ого, обожаешь просто. Боготворишь больше, чем все твои дружки-сопляки.
— Придурок! — крикнул я, выбегая из комнаты, наполненной паром. Но я не собирался далеко уходить. Завернув за угол, я прижался к стене. Меня трясло от злости, но я слушал:
— С ума по нему сходишь. А честолюбивый сукин сын отверг тебя, выбрав какого-то ссыкуна. И ты понимаешь, что он выбрал бы того трусливого засранца, даже если бы тот его с ног до головы облевал.
— Он сделал это мне назло! — закричал я.
— Много на себя берёшь.
— Он сделал это, потому что я попросил его об обратном!
— Это уже похоже на правду.
— Потому что я говорил с ним, как с человеком.
— Точно.
— Потому что я решил, что он человек.
— Странно, что он тебе башку не открутил за такое оскорбление.
— Потому что я никогда не стану лучшим, несмотря на то, что обещал! Я солгал ему! Я другой! Такие, как я, лепят слуг таким, как он, и умирают разжиревшими на фермах, а не становятся героями.
Многорукий ничего не ответил. Сползя по стенке на пол, я подтянул колени к груди.
— Ты думаешь, быть женщиной настолько плохо? — спросил Многорукий, и я скривился.
Ты что, смеёшься?
— Тебе не понравились те фотографии?
Я изобразил рвотный позыв.
— Думаешь, будь ты похожа на одну из тех красоток, он прошел бы мимо?
— Не разговаривай со мной так!
— Крошечная женщина, ты хоть представляешь, на что способна? Моя помощь тебе не нужна, веришь? Тебе достаточно только смириться с тем, кто ты есть, и нарастить мясо в нужных местах.
— Не называй меня так! Я ничего тебе плохого не сделал!
Я тяжело дышал, накрыв голову руками, и мечтал, чтобы это унижение поскорее закончилось.
— Ладно, я понял. Тебе нравятся другие фотографии. Я как раз принёс что нужно. Они в кармане джинсов, подай мне.
Встав, я поплёлся обратно в ванную. Подобрав его штаны, я вытащил из заднего кармана несколько карточек и не глядя протянул ему.
— Я сегодня работал в частном порядке, и клиенту понадобились доказательства. Моя репутация ни о чём ему не говорит. Хреново, когда тебе не верят на слово, понимаешь? Поэтому я особенно постарался в этот раз. — Он тасовал фотографии, выбрав одну. — О, вот это моя любимая.
Он протянул её мне, и я взял, зная, что именно он хочет мне показать. Я подготовился и бросил хладнокровный взгляд на картинку… и тут же отшвырнул её, как если бы мне в руку вложили дохлую крысу.
— Этого ты хочешь?
Я развернулся, но на этот раз далеко не убежал.
— Ты этого хочешь, я спрашиваю? Стоять! — Он догнал меня и схватил за руку, поворачивая к себе. — Детство кончилось, как только ты переступил этот порог! Баста! Учись отвечать за свои слова. Не хочешь быть женщиной? Тогда будь мужиком, а это значит смотри на эти фотографии и улыбайся! Это значит — не смей реветь при мне! Это значит, я дам тебе по роже, если ещё раз вякнешь что-то поперёк!
— Я никогда не ревел! Ни при тебе, ни вообще!
— Да что ты? А сейчас что это за хрень у тебя на лице?
— Вода! Я из-за тебя весь мокрый!
— Скажи «я из-за тебя намокла», и я тебя тут же отпущу. — Он улыбнулся, и я совершенно растерялся. — А может, и нет.
— Не скажу! Пошел к чёрту!