Он замахнулся, словно говоря «я тебя предупреждал», но я не закрыл глаза и не отвернулся.
— Выбирай. Либо стань охрененной женщиной, либо отстойным мужиком.
Охрененная женщина? А снег горячий, да?
В тот момент я понял, что у меня есть другой выбор: схлопотать за упрямое молчание или за неправильный ответ. Я выбрал первое.
— Ладно, мы ещё вернёмся к этому разговору. — Сдался Многорукий, отпуская меня. На запястье остались следы. — Только не пойми меня неправильно. Я не говорю, что убивать — плохо. Я занимаюсь этим, сколько себя помню, и мне просто надоели такие дураки, как ты. Вы думаете, что отомстить можно, отвалив элиминатору кучу денег и потребовать фотки в качестве доказательства. Тц, вода остыла…
Теперь пришла моя очередь смотреть на него, как на идиота.
А как еще можно отомстить?
Глава 9
Многорукий сходил с ума. Вседозволенность превратила его жизнь во что-то очень длинное, скучное и даже при всех опасностях его профессии — однотипное. В затянувшийся зевок.
Поэтому он искал веселье повсюду, даже там где его по определению быть не могло.
В работе, в садизме, в пьянстве, во мне.
Совместив последние два пункта, он решил, что пришла пора научить кое-чему такого птенца. Тому, что должен уметь любой уважающий себя мужик и без чего просто не прожить в этом мире.
Тасуя колоду порнокарт, он пинком придвинул стул к столу, за которым я доедал консервы.
— Это азартная игра, — сказал Многорукий, когда объяснил мне правила.
— Что это значит?
— Значит, в неё играют на какую-то выгоду. Чаще всего на деньги.
— У меня нет денег.
— Это очевидно.
— Где мне их взять?
— В подвале есть сейф. — Он назвал мне код. — Осторожнее только с лестницей, там ступеньки держаться на честном слове.
— Я не о том. Мне не нужны твои деньги. Где мне взять свои?
— Ты куда-то собрался? На кой хер тебе свои деньги?
Как если бы мои потребности становились его потребностями, но только при условии, что я буду рядом. Как только я выходил за пределы его территории? Я становился нищ.
— Я должен платить за еду, жильё, одежду — повторил я те правила жизни, которые узнал за несколько дней в городе. — Я должен заплатить тебе за Рэймса.
— Если согласишься с тем, что ты женщина, я не возьму с тебя ни гроша, просто потому что я — джентльмен старой школы.
Словно жизнь велась по тем же правилам, что и азартная игра, где дама была самой сильной картой в колоде.
Как же.
— Лучше я тоже буду джентльменом старой школы, — ответил я.
— Чем же это лучше?
— Хотя бы тем, что я не закончу на ферме тухлым куском бесполезного жира.
— Ферма-ферма, чего ты заладил? Не собирались тебя забирать на ферму! С чего ты вообще это взял?!
На пару мгновений я потерял дар речи. С чего я взял? Потому что это все знали. И сейчас эти его вопросы… как будто он не был умнейшим человеком из всех моих знакомых.
— Сколько я себя помню, мне все говорили, что это произойдёт со мной. Так заканчивают все бракованные.
— Бракованные? — Он отшвырнул карты, голые женщины разлетелись по столу. — Думаешь, если бы ты был таким бракованным куском дерьма, за тобой бы послали Зорких? Дай-ка я тебе кое-что расскажу про этих ребят. Это элитное подразделение, гвардия энитов, их сторожевые псы и гончие, лучшие из лучших. Ими могут стать только люди из пробирок. Новейшие модели. Подбирать всякий мусор их не посылают. — Подведя итог, Многорукий бросил: — Тебя купил кто-то, балда.
— Купил?
— Ты должен был стать «куколкой». — Откинувшись на спинку стула, он достал сигареты. — Судя по всему, какой-то энит-извращенец отвалил за тебя немалые деньжищи. Причем сделал это тайком.
— Извращенец? — повторил я по слогам.
— В покупке «кукол» нет ничего плохого. Но тебя везли через нашу свалку, по заброшенным маршрутам на какой-то развалюхе. А значит, кто-то не хотел, чтобы о его покупке знали, дабы она не повредила его репутации.
— Но ты же сам сказал, что в покупке «кукол» нет ничего плохого.
— В покупке — нет. В некоторых видах использования — да. — Он взял в руки ближайшую к нему карту и повернул ко мне. Мне подмигивала блондинка в коротенькой юбчонке и с сиськами наружу. — Эниты никогда, ни при каких обстоятельствах не должны трахаться с людьми, ясно?
Я покачал головой.
Я уже успел понять, что не знаю чего-то очень важного, что объединяет всех здесь, вокруг чего вращалась вселенная этого города. Словно помимо домов, транспорта, людей здесь было еще что-то, присутствовало незримо, ощущалось в воздухе. Какая-то жажда. Болезнь. Слово «трахаться» было самым распространённым, я мог услышать его за день раз сто, если не боялся выйти на улицу. При том что в приюте никто ни о чём подобном слыхом не слыхивал.