Людей было мало.
Я прошел к барной стойке чуть ли не на ощупь, наступив на ногу кому-то из гостей и услышав о себе много нового.
— Пошёл отсюда, шкет, малолеткам не подаём! — рявкнул Майлз, когда я сел на высокий стул.
— Я карты принёс.
— А, это ты! Глаза совсем паршивыми стали, а тут еще свет отрубили. — Он приблизил импровизированный подсвечник из бутылки. — Тебе принести чего?
— Я не голоден.
— Ничего не говори. Сейчас дам тебе попробовать сыра и вяленого мяса, а?
— Звучит круто.
— И соевого молока. — Он убежал, наплевав на требовательных клиентов, которых пришлось обслуживать терпеливому Фрику.
— Почему нет света и музыки? — спросил я у него, и он махнул рукой.
— Неполадки на подстанции. Такое часто бывает.
— У нас свет был, когда я выходил.
— У Многорукого свой генератор. Весь остальной город платит Мэду за электричество.
— А почему вы не поставите свой генератор, как Многорукий?
Фрик посмотрел на меня, как на чокнутого.
— Нельзя.
— И долго так будет?
— По-разному. День-два. Бывало и на неделю отрубало.
Я тоскливо посмотрел на пыльные колонки, висящие по углам, и Фрик догадался, что именно меня так волнует.
— Не вешай нос, сейчас будет чуть веселее.
И он указал на то, что невозможно было не заметить, но чьё предназначение оказалось трудно угадать. Скорее уж эта громадина походила на тот самый генератор, которого этому бару сейчас так не хватало. И это был генератор, в каком-то смысле…
Музыки.
Когда за барной стойкой вновь появился Майлз с тарелками, Фрик что-то шепнул ему и пошел к этой громадине.
— На самом деле, он только и ждёт момента, чтобы похвастаться своим талантом. Когда отключают ток, это ему всегда на руку. А вот мне нет. — Майлз кивком указал на практически пустой зал. — Этому роялю уже лет триста. Расстроенный к чертям. Лучше заткни уши.
Но я не стал.
Фрик утроился перед этой штуковиной на низкой табуретке, открыл крышку, его пальцы коснулись белых и чёрных клавиш, и… я понял, что с места до утра не сдвинусь.
— Э-э, нахер эту кислую выпивку и музыку… — проворчал своему товарищу пьянчуга, сидящий рядом. — Пойдём к Мэду.
— Да. У него там и посветлее будет.
— Может, увидим его «женщину». Слышал, ему там реально сделали щель.
— Гонишь.
— Да чтоб я сдох! Говорят, Мэд нашёл какого-то доктора, тот отчикал мальцу член и бубенчики и сделал стопроцентную вагину.
— А сиськи?
— Не, на сиськи денег не хватило.
Я почти не слушал их болтовню, сосредоточившись на еде и музыке. Тот, кто первым заговорил о гармонии, вероятно, имел в виду именно это сочетание. Фрик играл долго, с наслаждением, не замечая ничего вокруг… Ему даже свет не нужен был, руки сами знали, что делать.
— Никак не могу понять… В одну и ту же минуту, я — самый несчастный ублюдок на свете, а он — самый счастливый, — пробормотал Майлз, наливая себе стопку. — Скоро я обанкрочусь и повешусь.
Стукнувшись с моим стаканом молока, он запил свою досаду. А когда Фрик поднял руки от рояля, захлопал в ладоши, как бешеный. Я тоже. Мне сразу понравилась эта традиция. Я хлопал до того момента, пока Фрик не вернулся к барной стойке.
— Без женского вокала звучит, как отстой.
— Звучало обалденно! — воскликнул я.
— Правда? — Он посмотрел на меня так, что я понял — мы с ним друзья навек.
— Звучало как всегда, Фрик, — сказал Майлз.
— Вообще-то, это кое-что новенькое. Я разучивал её месяц.
— Ты, блин, всех клиентов распугал.
— Без музыки совсем тоска, ну? — Фрик посмотрел на меня, зная, что я его поддержу. Чистосердечно. — А клиенты ушли, потому что у Мэда свой генератор. Там хоть и светло, но музыка — дерьмо.
— Многим нравится.
— К Мэду все здесь подлизываются.
— Нет, он просто позволяет в своем клубе то, чего не допускает в остальных. Драться, ширяться, трахаться, — пояснил Майлз мне. — А у нас даже в карты нельзя играть… О, кстати, говоришь, ты принёс ту самую колоду?
Я вытащил из кармана карты, и Майлз сразу же раздал на троих.
— Хо-хо-хо, — гаденько рассмеялся он, разглядывая свой «веер». Фрик рассматривал свой молча, но если бы здесь было чуть светлее, я бы сказал, что он покраснел.
Они долго не могли начать игру, ерзая на стульях, поправляя штаны и переглядываясь.
— Ты же говорил, играть в карты запрещено, — заметил я.
— На деньги нельзя. — О, это как раз так, как я не умел. — Сыграем на выпивку. Проиграешь — пьёшь.