Залив всю комнату водой, я распахнул окно. Отдышавшись, я остановился перед кроватью. Руки сами собой стискивались в кулаки.
Стоит сказать, что с каждым днём я делался всё психованнее. Виноваты ли в том гормоны, о которых так любил говорить Многорукий, или же мой организм постепенно очищался от остаточного действия стаба.
Были моменты, когда я хотел его убить. Когда же он пропадал на неделю или две, я от страха и скуки чуть не вешался.
Он был ужасно грубым, я не понимал его шуток, я знал, что каждое третье его слово — ложь, но с каждым днём я привязывался к нему всё сильнее.
То, чем я становился, совсем не нравилось мне.
И у меня до сих пор не было ни гроша в кармане.
— Ты ковёр сжёг.
Мэтр даже не двинулся.
— Ты только что проспал свою смерть, понимаешь? Ты умер. Задохнулся и сгорел.
Плевать он на это хотел.
— Если бы не я, ты бы погиб!
Я не осмелился повысить голос или прикоснуться к нему, поэтому решил оставить всё, как есть. И окно не закрывать. Пусть ублюдок окоченеет. На нём же теперь не было ни черта кроме трусов.
Разглядывая его, я думал, как такое можно сотворить со своим телом? Та татуировка на его спине… словно он пытался переделать себя. Зачеркнуть то, чем является на самом деле.
— Ну как тебе?
Я посмотрел на его лицо. Его глаза были открыты. Свет лился в комнату из коридора, и хотя я знал, что нужно экономить топливо, не торопился гасить лампы.
Игнорируя его вопрос, я спросил:
— Как тебя зовут?
— Не твоё дело.
Я почти не оскорбился.
— Тогда почему тебя называют Многоруким? Как это связано с теми куклами?
— Куклами? — Он потёр лицо ладонями, давая понять, как ему западло отвечать на мои вопросы сейчас, но выгонять не стал. — Так раньше изображали богов.
— Значит, ты местный бог?
— Твой по меньшей мере. — Он нащупал на тумбочке часы и посмотрел на циферблат так, словно мог там хоть что-то увидеть. — Почему ты не спишь, чёрт тебя дери?
Потому что ты только что чуть нас не угробил. Если я умру в ближайшее время, то нужно позаботиться о том, чтобы умереть не безымянным.
— Подумал, может, ты захочешь дать мне имя.
— Сейчас?!
— Почему нет?
— Чем это пахнет? Ты что курил, паршивец?
Да, прикурил от полыхающего ковра.
— Не переводи тему.
— Чего привязался?
— Ты боишься?
— А?!
— Я думаю, ты хочешь быть готовым отказаться от меня в любой момент. Но если дашь мне имя, то запомнишь на всю жизнь. Ты окончательно приручишь меня и будешь нести ответственность.
Мэтр потер пальцами переносицу.
— Да уж, те журналы в самом деле пошли тебе на пользу. Ты, наверное, первый человек, которого порнуха сделала философом. Страшно представить, какой с тобой будет секс.
Он любил это — переводить разговор в область непристойных тем, в которых он чувствовал себя как рыба в воде, а я был… ну, топором. Сразу шел ко дну.
— Однажды я подслушал твой разговор. Ты рассказывал кому-то, что у тебя уже был опыт воспитания. Неудачный.
— Ну и?
Я думал, он разозлится. Хотя бы немного.
— Ты дал ему имя?
— Да.
— И что было потом?
— Как видишь, с легкость отказался от ублюдка.
— Как его зовут?
— Не помню, — улыбнулся мэтр.
Лжец грёбаный.
— Он был особенным? — Я чувствовал, что смущаюсь и от этого психовал всё сильнее. С некоторых пор я не мог справиться с собственными эмоциями. — Поэтому ты не хочешь проходить через это снова?
— А может это ты — особенный?
— Тогда просто раскинь мозгами и назови моё имя.
Он обречённо простонал, сдаваясь.
— Мария, Кэт, Стэйси, Джулия, Тереза…
— Это мужские имена?
— Ещё какие. Выбирай.
— Угу. — Я достал из кармана открытки с обнажёнкой, кидая по одной на его кровать. — Мария… Кэт… Стэйси… Тереза… А вот и Джулия. И смотри-ка, кто тут еще есть? Барбара, Виктория, Диана, Шарлотта…
Многорукий приподнялся на кровати, глядя на меня исподлобья.
— Ты научился читать?
— Нет.
— Тогда откуда знаешь?
— Майлз сказал. — Я выпустил в его сторону оставшиеся карточки. — Он их все наизусть знает.
— Похоже, не только он.
— Это просто тренировка памяти.
— Охренеть, почему у меня в твоём возрасте таких тренировок не было?
— Навёрстывай упущенное, — сказал я, оставляя его в окружении бумажных красоток.