- Ясно. Хотя и странно, что эти журналы навели тебя на... хм, другие мысли.
- Да. Я подумал, зачем они это делают?
- Они, м?
- Эниты. Майлз сказал, что раньше женщин было очень много. Что это был пол, противоположный мужскому. Что их называли "слабым" прежде всего потому, что они были слабостью мужчин.
- Говорил же, не слушай этого придурка. Их так называли, потому что ни одна обычная женщина этот люк бы не подняла. - И мэтр кивнул на меня, мол, что и следовало доказать.
- Неважно. Теперь слабость искоренена, половые различия исчезли. Остался только один пол, а я - просто инвалид. И я был не один такой в приюте. Я помню парня с шестью пальцами. И ещё одного с заячьей губой. Был мальчик, который страшно заикался. Нас не держали отдельно, не пытались лечить, взрослые ничего не делали. Нас словно отдали на растерзание. Кому нужны слабаки и калеки? Мы должны были стать первыми игрушками будущих убийц. Мы воспитывали в них чувство общности. В нас подавили все инстинкты, оставив одну только злость.
Мэтр долго молчал.
- Ты похоже сильно головой приложился.
- Он бросил меня дважды, - сказал я, наверное, подтверждая его слова.
- Слушай, если эти журналы побуждают тебя к самоанализу, я прихвачу парочку моих любимых, ладно? Тебе это сейчас будет полезно. Вот этот... и этот тебе тоже должен понравиться... - Он взял больше, чем парочку. Кое-что, наверное, для собственного досуга. Подняв куртку, он заткнул их за пояс джинсов и вернулся ко мне. - Встать сможешь?
- Без проблем, - ответил я, поднимаясь на ноги.
И тут же теряя сознание.
Глава 16
Не знаю, сколько там по мнению Многорукого он спасал мне жизнь, но я ему её спасал определенно больше. Прожив с ним несколько дней, которые сложились в недели, а там и в месяцы, я понял, что при всей своей крутизне этот мужик совершенно не был способен о себе позаботиться.
В том смысле, что он мог умереть от любой ерунды. Напиться и утонуть в ванной (я столько раз вынимал затычку в последний момент), захлебнуться в собственной блевотине или поджечь дом, заснув с сигаретой в постели.
Когда такое случилось в первый раз, я играл со своими многорукими куклами. Запах палёного ворса я учуял не сразу, а когда придал этому значение, ковёр в спальной уже догорал. Пламя забиралось по сбившимся простыням на кровать. Я рывком сорвал их с Многорукого, а он даже не проснулся.
Залив всю комнату водой, я распахнул окно. Отдышавшись, я остановился перед кроватью. Руки сами собой стискивались в кулаки.
Стоит сказать, что с каждым днём я делался всё психованнее. Виноваты ли в том гормоны, о которых так любил говорить Многорукий, или же мой организм постепенно очищался от остаточного действия стаба.
Были моменты, когда я хотел его убить. Когда же он пропадал на неделю или две, я от страха и скуки чуть не вешался.
Он был ужасно грубым, я не понимал его шуток, я знал, что каждое третье его слово - ложь, но с каждым днём я привязывался к нему всё сильнее.
То, чем я становился, совсем не нравилось мне.
И у меня до сих пор не было ни гроша в кармане.
- Ты ковёр сжёг.
Мэтр даже не двинулся.
- Ты только что проспал свою смерть, понимаешь? Ты умер. Задохнулся и сгорел.
Плевать он на это хотел.
- Если бы не я, ты бы погиб!
Я не осмелился повысить голос или прикоснуться к нему, поэтому решил оставить всё, как есть. И окно не закрывать. Пусть ублюдок окоченеет. На нём же теперь не было ни черта кроме трусов.
Разглядывая его, я думал, как такое можно сотворить со своим телом? Та татуировка на его спине... словно он пытался переделать себя. Зачеркнуть то, чем является на самом деле.
- Ну как тебе?
Я посмотрел на его лицо. Его глаза были открыты. Свет лился в комнату из коридора, и хотя я знал, что нужно экономить топливо, не торопился гасить лампы.
Игнорируя его вопрос, я спросил:
- Как тебя зовут?
- Не твоё дело.
Я почти не оскорбился.
- Тогда почему тебя называют Многоруким? Как это связано с теми куклами?
- Куклами? - Он потёр лицо ладонями, давая понять, как ему западло отвечать на мои вопросы сейчас, но выгонять не стал. - Так раньше изображали богов.
- Значит, ты местный бог?
- Твой по меньшей мере. - Он нащупал на тумбочке часы и посмотрел на циферблат так, словно мог там хоть что-то увидеть. - Почему ты не спишь, чёрт тебя дери?
Потому что ты только что чуть нас не угробил. Если я умру в ближайшее время, то нужно позаботиться о том, чтобы умереть не безымянным.
- Подумал, может, ты захочешь дать мне имя.
- Сейчас?!
- Почему нет?
- Чем это пахнет? Ты что курил, паршивец?
Да, прикурил от полыхающего ковра.
- Не переводи тему.
- Чего привязался?
- Ты боишься?
- А?!
- Я думаю, ты хочешь быть готовым отказаться от меня в любой момент. Но если дашь мне имя, то запомнишь на всю жизнь. Ты окончательно приручишь меня и будешь нести ответственность.
Мэтр потер пальцами переносицу.
- Да уж, те журналы в самом деле пошли тебе на пользу. Ты, наверное, первый человек, которого порнуха сделала философом. Страшно представить, какой с тобой будет секс.
Он любил это - переводить разговор в область непристойных тем, в которых он чувствовал себя как рыба в воде, а я был... ну, топором. Сразу шел ко дну.
- Однажды я подслушал твой разговор. Ты рассказывал кому-то, что у тебя уже был опыт воспитания. Неудачный.
- Ну и?
Я думал, он разозлится. Хотя бы немного.
- Ты дал ему имя?
- Да.
- И что было потом?
- Как видишь, с легкость отказался от ублюдка.
- Как его зовут?
- Не помню, - улыбнулся мэтр.
Лжец грёбаный.
- Он был особенным? - Я чувствовал, что смущаюсь и от этого психовал всё сильнее. С некоторых пор я не мог справиться с собственными эмоциями. - Поэтому ты не хочешь проходить через это снова?
- А может это ты - особенный?
- Тогда просто раскинь мозгами и назови моё имя.
Он обречённо простонал, сдаваясь.
- Мария, Кэт, Стэйси, Джулия, Тереза...
- Это мужские имена?
- Ещё какие. Выбирай.
- Угу. - Я достал из кармана открытки с обнажёнкой, кидая по одной на его кровать. - Мария... Кэт... Стэйси... Тереза... А вот и Джулия. И смотри-ка, кто тут еще есть? Барбара, Виктория, Диана, Шарлотта...
Многорукий приподнялся на кровати, глядя на меня исподлобья.
- Ты научился читать?
- Нет.
- Тогда откуда знаешь?
- Майлз сказал. - Я выпустил в его сторону оставшиеся карточки. - Он их все наизусть знает.
- Похоже, не только он.
- Это просто тренировка памяти.
- Охренеть, почему у меня в твоём возрасте таких тренировок не было?
- Навёрстывай упущенное, - сказал я, оставляя его в окружении бумажных красоток.
Мы больше не возвращались к этому разговору. Я так и оставался безымянным до тех самых пор, пока, прочитав своё пособие по воспитанию девиантных подростков, мэтр не решил устроить мне день рождения.
- Ровно год назад ты, сопляк, появился на моём пороге, - объявил Многорукий, когда я утром вышел на кухню. Это был редкий случай, когда он просыпался раньше меня, сидел на кухне, вообще был дома. - Запомни этот день.
Я посмотрел на календарь.
- Ладно.
- Что-то маловато энтузиазма. Разве ты не должен быть без ума от этого праздника?
- А это праздник?
- Да, единственный в своём роде, твой личный. Все дети его обожают... в смысле, каждый обожает свой.