– Он ушел. Я не успела остановить его, но сделала все, что могла. Изменила пункт назначения. Бельский не попадет в привычное для него время. Он окажется там, где не найдет поддержки… Будет скитаться обгорелым калекой, пока не сдохнет под забором.
Вербицкий выслушал Веру с улыбкой.
– Не под забором. Он повесится. Я знаю, девочка. Все знаю. Если хочешь, могу даже назвать год, в который ты отправила этого урода.
Глава 30. Цветок с обочины
Через выбитое окно слышался треск автоматных очередей у подножия Великого Октаэдра. Бой продолжался. Вербицкий выглянул наружу. Величественная панорама утреннего Минска была похожа на шахматную доску, по которой передвигались маленькие фигурки. Причем движение происходило только в одной части доски. Рядом с Октаэдром. В других частях города царила полная, всепоглощающая неподвижность. Нет, это не означало, что движение там отсутствовало вообще. Отнюдь. Двигались трамваи, троллейбусы и автобусы. Останавливаясь, впускали в себя горстки одинаково одетых людей, чтобы доставить их к месту назначения. Все подчинялось раз и навсегда заведенному порядку. Движение это было равномерным, а, как известно из физики оно ничем не отличалось от состояния покоя. Стабильность. Она плавала над Минском в клубах утреннего тумана. Ею были пропитаны лучи солнца, освещавшие куцо подстриженные деревья и прямоугольники рекламных щитов, на которых улыбающиеся рабочие и крестьяне рвались ковать свое светлое будущее. Вербицкий сильно сомневался в том, что эту стабильность можно чем-то поколебать. Столкнуть с места гранитную скалу наверняка легче. Вот почему отряд Тукмачева и местные дестабилы походили на муравьев, безуспешно пытающихся эту самую скалу сдвинуть.
Их можно было отличить по разномастной одежде. Передвигались лесные братья короткими перебежками. От одного укрытия к другому. Прижимали к плечам приклады автоматов. Посылали врагу очереди. Не стреляли. Отстреливались. Совсем по-другому вели себя эсэнэсовцы. Их черные фигурки объединялись в группы, атаковали и отступали, чтобы вновь теснить партизан. Численный перевес и уверенность в победе несомненно были на стороне черных. Партия проиграна и то, что троица дестабилов заняла Главный Зал Великого Октаэдра, ничего не меняло. Скоро и сюда придут черные.
От грустных мыслей Вербицкого отвлек тревожный вой сирены. В отличие от него Вера не собиралась сидеть сложа руки. Девушка поколдовала над Пультом и теперь по его монитору бежала тревожная надпись «Внимание! Подача стабилизатора отключена! Внимание! Чтобы возобновить подачу…». И все это под пение сирены.
– А еще включила электроэнергию, – сообщила Вера. – Для потребителей всей страны. Думаю, свет в неурочный час привлечет их внимание.
Собака ты, Марат. Пес смердячий. Девчонка, слабая девчонка не сдается, а ты… Вскинул лапы вверх. Берите меня, господа хорошие! Я ничего не могу поделать, поэтому сдаюсь на милость победителя! Ничего не потеряно, дурак. Вода в скором времени очистится от заразы, которой ее пичкали. Улыбки сползут с лиц людей. Они посмотрят друг на друга не затуманенными наркотиком глазами. Какой будет их реакция? То-то и оно! Займись делом, Марат! Пораскинь мозгами. Подумай, чем можно помочь товарищам. И тогда, будь уверен, скала сдвинется.
Вербицкий-пессимист вынужден был сдаться под напором веских аргументов. Сдаться и уступить место Вербицкому-оптимисту. Он осмотрел зал и ахнул. Этого нельзя было не заметить раньше! Куда он смотрел, о чем думал? Журналист хренов! Камеры и микрофоны, окружавшие кресло кукольного Верховного Председателя. Их там расставили не случайно. Отсюда, дорогуша, пластиково-силиконовый лидер обращался к нации. Отсюда ругал дестабилов и прочих врагов. Отсюда убеждал свой народ в том, что светлое будущее вот-вот наступит.
Марат бросился к креслу. Небрежным движением столкнул куклу. Верховный Председатель рухнул на пол лицом вниз. От его спины, представлявшей электронную плату с набором чипов и контактов, отсоединились несколько проводов. Отболтался парень! Теперь вместо тебя станут говорить другие.