эксплуатации рабочего, его угнетения и бесправия восстановился. Подавленный голодом, измученный продолжительной борьбой, рабочий вынужден был начать работы на тех условиях, какие предложил фабрикант, так как последний оказался победителем. Фабрикант победил, но не разбил «великой армии труда», наоборот, в борьбу за лучшую долю рабочий класс в нашем городе, прежде разбитый, теперь соединился, отмежевался от буржуазии. Продолжительная борьба очистила его психологию от пережитков старины и развила его классовое самосознание. Забитый раб превратился в революционера. Поэтому, хотя рабочий и был значительно подавлен последней неудачей и внешне как будто смирился, но, став на работу, он неизбежно должен был вскоре же стряхнуть с себя подавленное состояние духа, сущность борца должна сказаться, лишь только перестанут действовать ненормальные условия, породившие подавленность. Так, действительно, и случилось. Через несколько дней после начала работы везде начали предъявлять требования уплаты за время забастовки, сопровождая эти требования прекращением работ. Нужно отметить еще, что необходимость комиссии из представителей от рабочих и администрации и отмены обысков настолько въелась в сознание рабочих, что на всякое замечание фабриканта о каких-либо непорядках слышится один ответ: «Введите комиссию, все будет хорошо». Фабрикант замечает, что слишком за последнее время развилось пьянство внутри фабрики; ему отвечают, что при комиссии это прекратится. За последнее время на фабриках развилось страшное воровство, воруют часто совершенно бескорыстно, только для того, чтобы тут же на фабрике и сжечь. Воруют, так сказать, из принципа. И ответ одни: «Отмените обыски, дайте комиссию, — и все прекратится». Борьба, возникшая внутри фабрики, показала капиталистам, что рабочие не разбиты, что они сознательно стали относиться к своим интересам. Капиталисты поняли это, поняли и повели дезорганизаторскую политику, — стали натравлять темные элементы фабрик на передовых рабочих, значительно тормозивших хищничество и эксплуатацию, стали, таким образом, раскалывать рабочих на два враждебных лагеря; чтобы одурманить сознание рабочих, начали их спаивать. На фабриках выступает черная сотня. Дебют черной сотни у Куваева увенчался успехом: 53 передовые рабочие отсидели в тюрьме для удовольствия г. фабриканта. А Гарелин, либерал и «благодетель», устроивший школу, ясли, родильный приют, задумал такое же «славное» дело, но, как либерал, он не сразу пустил в ход черную сотню, а сначала «увещевал рабочих» исправиться, «так как ежедневная выработка сократилась, что для него убыточно», а чтобы не было убытка, он предложил рабочим, с позволения сказать, некоторые улучшения (например, не останавливать машины во время чая). Скромный либерал милостиво разрешил рабочим подумать о сих либеральных «улучшениях» и на следующий день дать ответ. Немедленно собравшийся фабричный комитет решил: ни с какими ответами в контору не ходить, в виду возможного выступления черной сотни. Это постановление было проведено в массе. Раклисты, одурманенные хозяйской водкой, под предводительством мастера, вышли к конторе и призывали всех рабочих присоединиться к ним, но те отказались, и черная сотня возвратилась к работам. В это время было арестовано несколько рабочих. Все машины были тотчас же остановлены, и рабочие вышли из корпусов, только раклисты продолжали работать. К ним отправили нескольких товарищей, чтобы остановить работу, но те были встречены кулаками, а раклисты, вооружившись, пошли на другие отделения, с целью заставить отказаться от требования освободить арестованных и принудить к работе. Произошло побоище. Черная сотня не выдержала «квадратов», «пил» и проч. и обратилась в бегство, ее преследовали. В панике черносотенцы прыгали из окон 2-го этажа (Это произошло 18 августа). Тут же после этого устроили на фабричном дворе сходку, было произнесено несколько речей, и масса решила добиваться освобождения арестованных товарищей. К полицеймейстеру отправилось 5 депутатов, которые и получили ответ, что арест произведен по приказанию губернатора, поэтому-де и освободить нельзя. Услыхав этот ответ, масса решила не начинать работ и разошлась по домам. Все время до 1 сентября происходили на фабричном дворе сходки, где произносились речи: о необходимости борьбы, о черной сотне, о самодержавии, о современном положении России. 19 августа был объявлен всем расчет, а 2 сентября 400 человек были выброшены на улицу без куска хлеба. Фабриканту нужно было избавиться от наиболее передовых рабочих, и он пустил для этого все средства, ибо на невежестве и рабстве он наживает капиталы, из которых и «благодетельствует». На ткацкой фабрике П. Кашинцева, по требованию черносотенцев, были рассчитаны 3 женщины, особенно стойко защищавшие интересы всех рабочих. «Нас рассчитали 9 сентября утром, — рассказывала одна из них, — а в 6 час. вечера любезно пригласили в кабинет к хозяину, где предложили по чашке чаю; сюда скоро изволили прибыть г. полицеймейстер, пристав и казацкий вахмистр и присутствовали, при нашей беседе. Хозяин говорил, что, если бы не требования рабочих, он их не уволили бы, расспрашивал о настроении рабочих, о том, где находится Д. (местный рабочий, выделившийся во время летней забастовки), откуда приехали ораторы (на ту же стачку) и куда уехали, вообще, оказался господином чрезвычайно «любознательным». 5 сентября бросили работу у Куваева и предъявили требование обратного приема освобожденных из тюрьмы товарищей, в количестве 53 человек, которые были выхвачены 3 августа черной сотнею и преданы в руки властей. Это требование предъявила та темная, серая масса, которая безучастно смотрела 3 августа, как их товарищей хватали и избивали казаки. Вчерашние рабы превратились в сознательных борцов за общее дело. Требование не было удовлетворено, но тут важен не результат, а самый факт забастовки. Из событий рабочей жизни Иванова-Вознесенска последнего времени отметим забастовку на «Покровской мануфактуре», начавшуюся 12 сентября. Здесь рабочие находятся в исключительных условиях: обыски отменены, существует комиссия из представителей от рабочих и администрации (7 и 7 человек), она устанавливает внутренний распорядок фабрики и проч., здесь легально существует с.-д. партия, представители которой ведут агитацию, раздают прокламации, и рабочие называют эту фабрику демократической республикой. Рабочие этой демократической республики получили (в виде «наградных») за время забастовки в общей сложности на 30 тысяч, осталось получить 6 ½ тысяч. Рабочие, основываясь на обещании администрации уплатить эти 6 ½ тысяч и считая себя в праве требовать уплаты их, настаивали, в лице комиссии, на выдаче этих денег в первой половине сентября. Администрация отмалчивалась или отделывалась неопределенными ответами. 12 сентября представители рабочих в комиссии послали в Москву правлению фабрики телеграмму, в которой было, между прочим, сказано: «Требуем выдачи денег за забастовку 13 сентября, в противном случае бастуем сегодня же. При удовлетворении требования дальнейшую работу гарантируем». Правление в ответной телеграмме известило, что «деньги за забастовку оно ни в коем случае выдать не может». Тотчас на фабричном дворе собрались рабочие всей фабрики, здесь были обе телеграммы прочтены, и оратор-рабочий призывал всех подтвердить свое требование «делом». В ответ на это послышалось дружное «бастуем!». В этот же день перед ужином один рабочий стал на стол и произнес горячую речь, закончив ее лозунгом: «долой самодержавие!», и все присутствующие, как один человек, отозвались: «долой самодержавие!» 13-го все пришли в контору за получением дачки, на дворе состоялась сходка, опять произносились речи на политические темы, и опять все дружно подхватывали лозунги ораторов. 12 сентября «выходили» с требованием денег рабочие «Т-во Ив.- Возн. ткацкой мануфактуры» Фокина, Гандурина, Гарелина. Таково общее настроение рабочих в Иванове.