— У нас в Бутькове, — сказал Миня, — снег со стогов собирают, чтоб холстину отбелять. Лучше воды и солнца отбеляет. Помнишь, Гриня?
Брат закивал головой:
— Как не помнить? Тогда и папаня был жив, и маманя. Зачем только в фабрику пошли?
— От голодухи, — сказал Миня.
— А на фабрике ещё хуже вышло.
Отец и мать близнецов умерли от чахотки.
— Ребята! — сказал шёпотом Ваня. — Вы послушайте только. Тихо-то как здесь!
Замерли.
Ваня вскинул руки и навзничь повалился в сугроб. Ребята за ним.
Луна улыбалась.
На вершинах сосен сверкали звёздочками иглы инея, а сами звёзды едва мерцали…
— Слабоваты звёзды против луны! — сказал Ваня и вскочил на ноги: не обморозились бы ребятишки. Всех растормошил, оглядел:
— Айда в приют! Где наша не пропадала? Достучимся!
Побежали наперегонки, чтоб согреться.
Анисимович
На следующий день в приют приходил человек от мастера Шорина. Ребятам было велено на фабрике не показываться.
— Гуляй! Гуляй! — радовались ребята.
Стали думать, куда такое богатство девать — свободный день.
— Бежим на Клязьму с гор кататься! — Миня с Гриней, играючи, тузили друг друга, так им было весело.
— На горах только одежду рвать, на базар пошли! — предложил Кочеток, мальчик рыжий, а потому и страшно задиристый. Попробуй, назови его рыжим, так и кинется в глаза.
— А чего на базаре хорошего? — вздохнул Вася Шарик. — Побираться?
— Есть люди, у которых и просить не надо, — возразил Кочеток, — сами дают. Хоть семечек дармовых погрызём.
Ребята посмотрели на Ваню, что он скажет. А Ваня вдруг улыбнулся, глаза сощурил, голову пригнул. И все тоже пригнулись, чтоб секрет мимо ушей не пролетел.
— Братва! — сказал Ваня. — Нынче в казарме за чугункой Анисимыч книжку будет читать. Про Стеньку Разина! Шелухин, прядильщик, приходил его звать. Мы ведь с Анисимычем рядом работаем.
Пётр Анисимович Моисеенко сам о себе говаривал:
— Я — стреляный воробей.
Был он из смоленских крестьян, но работал в Петербурге, участвовал в стачках, забастовках, отбыл сибирскую ссылку.
Ткач он был очень хороший, но у фабриканта Морозова для всех одно правило. Хорошо ли сработал товар, плохо ли — браковщики писали штраф, чтоб убавить ткачам заработок.
Позвал браковщик Моисеенко и говорит:
— Пожалуйте вашу книжку — штраф записать.
Пётр Анисимович удивился и просит:
— Покажите порчу на моём товаре.
Браковщик достал товар, развернул.
— Вот-с, извольте, не чист.
— Точно, не чист, — согласился Пётр Анисимович и спрятал книжку в карман. — Перепутали вы что-то. Этот товар не на моей машине сработан. Покажите мой товар и запишите мне за хорошую работу премию.
Браковщик чуть не умер со злости.
— Вон! — кричит. — Берегись у меня!
Только Моисеенко не испугался, а ткачам сказал:
— Что же вы смотрите, как вас обворовывают? За себя надо уметь постоять.
Рабочие боялись увольнений и молчали.
На следующий день после стычки Моисеенко с браковщиком подошла к нему ткачиха:
— Анисимыч! Погляди мою машину. Нитки рвёт. Я тебе заплачу.
Моисеенко машину ей наладил.
— А насчёт денег, — говорит, — детишкам одежонку купи.
Чтение
Казарма за чугункой — так называли железную дорогу — была двухэтажная. Рабочие казармы строили на века. Кирпич брали хорошо обожжённый, тёмно-красный.
В каждой каморе окно, двухэтажная кровать и полати. В одной каморе жили по две и по три семьи. Коридоры в казармах длинные, гулкие.
Чтение книжки про Стеньку Разина устроили в коридоре. Жильцы вынесли из камор лавки, табуретки, а чтец расположился на подоконнике.
Книжка была написана стихами, но все слушали затаив дыхание.
Пётр Анисимович читал громко, взмахивал рукой, когда место ему особенно нравилось.
Так говорил Разин поднявшимся на бояр крестьянам.
Когда чтение закончилось, пошли разговоры.
— Стенька-то! — удивлялись рабочие. — Мы думали — злодей и душегуб, а он нашего поля ягода, за бедных стоял.
— А кто говорит, что он злодей? — спросил рабочих Пётр Анисимович и сам же ответил: — Попы так говорят. Разин против попов выступал, потому что они боярам да купцам — первые подпевалы. Другое дело Степан Тимофеевич! Сам погибал, а думал о всех бедных. Как им помочь в жизни. У нас вот нет своего Разина, и мастера совсем сели рабочему человеку на шею. Штрафы пишут ни за что. В любой день и час могут с работы прогнать, из казармы на улицу с детишками выкинуть.