Выбрать главу
роща густая с земли укрывала, а сверху давила мощная круча, и свет погибал от мрака двойного — здесь освятили союз: Энио бранолюбая, клятву ты принимала, с тобой — Церера подземная[20]; вышли Стикса богини[21], раскрыв Ахеронт; но тайная всюду к битве Венера влекла, жгла Венера, Венера ярила. Тут же и кровь пролилась: супруга Харопа выводит 160 сына, — к нему подступив и десницы с жадным железом все как одна устремив, удивленное сердце пронзают, сладостное совершить злодеянье живою клянутся кровью, и свежая тень над матерью реет кругами. Это увидев, какой до костей содрогнулась я дрожью, как побелело лицо! — Не так ли серна[22], волками хищными обойдена, лишенная твердости в нежном сердце своем и с худой на летучее бегство надеждой, тщится в отчаянье шаг ускорить и ждет, что теперь уж схватят ее, и зубов избегаемых слышит погоню. 170 Те — подплывали, и вот — в прибрежье врезались днища; спрыгивая вперебой, мужи спешили коснуться суши, несчастные, — те, кого суровая доблесть, с Марсом одрисским бои и открытого моря немилость не поглотили. Богов горделивые храмы дымятся, к ним волокут обещанный скот. Но в пламени черном — все алтари, и бог — не чист ни в единой утробе[23]. Медленнее опускал с Олимпа сырого Юпитер ночь[24] и грядущую тьму — из кротких, должно быть, стремлений — сдерживал, сколько судьба дозволяла, и сумерки позже — 180 после того, как солнце зашло — дотоль не спускались. На небо все же пришли запоздалые звезды; под ними Парос и Фасос мерцал лесистый, виднелись Киклады дробные, — Лемнос один был скрыт небосводом тяжелым (мрачные тучи над ним и слепая погода сплетались), Лемнос один, морякам блуждающим небезызвестный. Расположившись в домах и в рощах священных укрывшись, яствам богатым мужи предавались, до дна осушали емкое золото чаш и неспешно стримонские битвы, или Родопу, иль труд, снесенный под Гемом студеным, 190 перечисляли меж тем. И жены, преступное племя, с ними, сплетясь меж веселых пиров, с превеликой охотой все возлегли: в последнюю ночь дала Киферея (кроткая!) женам мужей и за долгое время — недолгий мир бесполезный и пыл последний вдохнула в несчастных. Хоры умолкли, пиров и приятной забавы означив меру, и стали стихать голоса с наступлением ночи. Тут-то, пропитан насквозь темнотою родственной Леты, Стикса росой увлажнен, обреченные кровли объемлет Сон и тяжелый покой изливает из грозного рога[25] 200 и отделяет мужей; но готовы невестки и жены к бойне, и сестры[26], смеясь, изощряют хищные стрелы. Близко злодейство: своих Эриния, пылом исполнясь, гонит. По скифским степям не иначе скот окружают львицы гирканские: их впервые после окота голод погнал, и сосцов детеныши алчные ищут. Право, из стольких убийств разноликих не знаю, какие[27], выбрав, тебе описать: Безумная Горга, воздвигшись над оплетенным листвой на коврах, набросанных грудой, и выдыхавшим во сне распиравшие вина Элимом, 210 ран намечала места меж складок одежды, но мужа Сон, несущий беду, пред натиском смерти оставил. Он, смятенный, врага не признав разбуженным оком, обнял супругу, но та, ударив немедленно, мужу в спину вонзалась, пока железо собственной грудью не ощутила. И так преступленье свершилось; откинув все еще ласковый лик со взглядом живым, прошептал он: "Горга…", — и рук не разъял, преступную шею обнявших. Но пересказывать вам погибель мужей я не стану, как ни ужасна она, — воспомню о собственной скорби: 220 русый Кидон, о тебе, о тебе, до плеч разметавший длинные кудри Креней, молочный брат мой, иного отпрыск отца, и о том, как храбрый, кого я боялась, Гилас, о суженый мой, как ты, Мирмидоной кровавой раненый, рухнул, и как, меж венков услаждаясь на ложе, был ты пронзен, Эпопей, родительницей одичавшей. Плачет Ликаста-сестра над Кидимом единолетним: и, безоружна, глядит на черты обреченные, с нею схожие, и на ланит румянец, на кудри, что златом сколоты ею; а мать, свирепо сразившая мужа, 230 рядом стоит, и деве грозит, и меч ей вручает. Но — словно зверь, что, забыв при кротком хозяине ярость, в ход не пускает клыки и под плетью и градом ударов к прежней породе своей вернуться не хочет, — так дева, пав на лежащего, ток на груди ощущает кровавый и, растрепав волоса, зажимает свежие раны. Стоило мне увидать Алкимиду, несущую отчий
вернуться

20

Стих 156 …Церера подземная… — Прозерпина.

вернуться

21

Стих 157 …Стикса богини… — Фурии.

вернуться

22

Стих 165-169 Не так ли серна… — Ср. Овидий. "Метаморфозы", I, 533 сл.

вернуться

23

Стих 176 …богне чист ни в единой утробе. — Внутренности жертвенного животного, по которым проводилось гадание, свидетельствовали о немилости божества.

вернуться

24

Стих 177-180 медленнее опускал с Олимпа сырого Юпитер ночь… — Ср. Вергилий. "Георгики", I, 250 сл.; "Энеида", II, 250; Гомер. "Одиссея", XXIII, 243 слл.; "Илиада", XVIII, 239 сл.

вернуться

25

Стих 198-199 …объемлет Сон и тяжелый покой изливает из грозного рога… — Сон изображался с рогом, из которого он рассевал усыпляющий мак. Ср. VI, 27; X, 111; Валерий Флакк. "Аргонавтика", VIII, 72; Силий Италик. "Пунические войны", X, 352.

вернуться

26

Стих 201 …сестры… — Фурии.

вернуться

27

Стих 206-207 Пpaвo, uз стольких убийств разноликих не знаю, какие… — Ср. Валерий Флакк. "Аргонавтика", II, 216 сл.: "Столькие лики убийств, столь разный рок убиенных как прослежу?.."