жизни пятидесяти: и столько же, столько же дланейвыставьте ныне! Ужель ни отец, ни единоутробныйбрат ничей не погиб? Иль горе уже позабылось?670 Вы к инахийским меня отпустили Микенам позорно, — в Фивах вы все таковы? Где ж царская сила и где жесам выдающийся вождь?" — И в это мгновение видит:тот на левом крыле побуждает отряды, сверкаягордым убором главы. Тидей, запылав, устремилсятак, как птица грозит огненосная лебеди белой[86]и осеняет ее, смятенную, тенью огромной.Первым — Тидей: "Справедливейший царь аонийского рода!В битве давно мы сошлись, а теперь и мечи показали?Или же ночи опять подождем и привычного мрака?"680 Тот — ни слова в ответ, но к противнику древко со свистоммчится, неся порученье вождя; его на излетеперехватил и отбил герой осторожный и такжеистово дрот огромный метнул с невиданной преждесилой, и жало его неслось, супротивнику вернойсмертью грозя. Богов сидонских и греческих взорык ним обратились, помочь готовых. Эриния, твердопротивостав, сберегла Этеокла для страшного брата, — в оруженосца копье угодило — Флегия. Лютыйбой завязался тогда: этолиец с мечом обнаженным690 ринулся яростно, — вождь отступил, а его прикрывалисилы фиванские. Так пастухи густою толпоюволка во мраке ночном от бычка отбитого гонят, — волк же бесчинно вперед устремляется, не замечаябдящих: его лишь, его, с кем однажды схватился, взыскует.Так и Тидей сквозь защитников строй, как будто число ихневелико, проходит с мечом и в ланиты Фоанта,в грудь Деилоха разит, в бок — Клония, а Гиппотадагрозного — в чрево; и вдаль отсеченные части кидаети то и дело до туч непорожние мечет шеломы.700 Вот он телами уже окружен и доспехами павших, — на одного устремимся все, одному посвящаястрелы и копья свои: те в самые кости впилися,те пронеслись, не попав, Тритония часть отвратила,множество в щит вонзены, — он, древками густо усеян,рощи железной уже не может вместить[87]; и растерзанвепрь родовой на плечах и спине[88]; и гордая славагрозного шлема (Градив на вершине его воздымался)рухнула — горестный знак для хозяина. И, накаляясь,голая медь защищала виски, и, звонким отбиты710 верхом, свергались на щит и броню налетавшие камни.Вот уже шлем заалел, побежал по израненной грудичерный поток, сочетающий пот с горячею кровью.Он обернулся: свои — ободряли, вдали прикрывала,загородившись щитом, Паллада верная взоры,прочь уходя, — слезами склонить отцовское сердце.Ясень в тот миг зефиры рассек[89], несущий с собоюмощные гнев и судьбу. Метнувшим копье неприметныйбыл Астакид Меланипп, — он сам вперед не стремился,он предпочел бы сокрыть свою длань, но отряда восторги:720 всем указуют его: увы, Тидей, наклонившись,бок приоткрыл, окружность щита отстранив на мгновенье.Крик аонийских бойцов смешался со стоном пеласгов:выслав подмогу, они негодующего прикрывают,он же, вдали разглядев врагов посреди Астакидажалкого, всеми души остатками сосредоточасьради броска, — устремляет копье, которое подалближний Гоплей, — и кровь от усилия хлынула пуще.Скорбные спутники тут вожделевшего битвы — о ревность! — прочь увлекают, а он всё ищет копье и, кончаясь,730 смерти не хочет признать. Его на окраине самойполя, с обеих сторон оперев на щиты, полагаюти обещают ему, что к боям разъяренного Марсаон возвратится еще. Но тот и сам уже видит,что удаляется свет и неистовый пыл исчезаетв холоде смертном. И он, приподнявшись, кричит: "Инахиды,сжальтесь: прошу не о том, чтоб останки доставили в Аргосиль в этолийский предел, — погребенье меня не заботит;я ненавижу и плоть, и это непрочное тело,дух мой предавшее, — нет, но голову, голову если б740 мне принесли — твою, Меланипп! Ведь ты, я уверен,корчишься в поле: меня мой последний удар не обманет.Мчись же, молю, если ты и впрямь от Атреевой крови,Гиппомедонт; о Аркадец, ступай, прославленный первойбитвой; и ты, Капаней, — днесь в войске аргосском сильнейший".Ринулись все, но первым вперед Капаней устремилсяи, Астакида найдя и подняв из клубящейся пыли,тащит живого еще и на левом плече доставляет,влагой из раны его растревоженной спину окрасив, — словно Тиринфий, когда, от аркадской пещеры вернувшись,750 в Арги, воздвигшие крик, он внес полоненного вепря.[90]Тут приподнялся Тидей, приблизил лицо и в безумьерадостной ярости впал, уста хрипящие видяи угасающий взгляд; и, в оном себя узнавая,он Астакида велит обезглавить[91], на взятую шуйцейголову вражью глядит, безжалостный, и свирепеет,страшные взоры очей не остановившихся видя.Жалкий, он был ублажен; но мстительнице Тисифонеэтого мало. — Уже возвратилась Тритония с неба,просьбой отца умолив о бессмертной для жалкого чести, — 760 что ж она видит? — Тидей, разбитого черепа мозгомобезображен, уста оскверняет кровью живою — и помешать не могут друзья; взъярившись Горгонавстала, власы распустив, и торчат, осеняя богиню,змеи. — Паллада бежит, от лежащего отворотившись;но в небеса отошла не прежде, чем ей сокровенныйогнь и безвинный Элис очистили влагою очи[92].
Стих 765-766… сокровенный огнь… — Оскверненные преступлением очищались огнем, серой и водой. У Гомера Одиссей после убийства женихов Пенелопы требует очистить помещение серой и огнем ("Одиссея", XXIII, 481). Ср. Овидий, "Метаморфозы", VII, 261; …очистили влагою очи. — Считалось, что скверна передается от одного лишь взгляда на преступление или на мертвого; жрецу Юпитера, фламину, было запрещено смотреть на готовое к битве войско; те, кто участвовал в похоронах, так же очищались водой. Ср. Поллукс. "Ономастикон", VIII; Иосиф Флавий. "Иудейские древности", IV; Вергилий. "Энеида", VI, 229-231:
"Он же, с чистой водой обошедши спутников трижды,
Всех окропил, увлажнив плодоносной веткой оливы;
Этим очистив мужей, произнес он прощальное слово."