Зарождение социально опасного явления в России
Организованная преступность представляет собой весьма сложное социально опасное явление общества. Этот феномен присущ для любого государства. Первоначально он в форме мафии появился в Италии, затем возник в США, а сейчас фактически существует во всех странах мира. В России симптомы организованной преступности в сфере экономики стали зарождаться в предреволюционный период 1917 года, в условиях экономического и политического кризиса. Незаконно наживаясь на военных поставках и на спекуляции вокруг карточной системы, «дельцы» теневой экономики стали дестабилизировать страну. В то время коррупцией был поражен практически весь аппарат, связанный с финансовыми и товарными поставками.
В первые послереволюционные годы элементы организованности в преступной деятельности появились в период «военного коммунизма» как неизбежная реакция на сверхцентрализованное управление сферой производства и распределения. Со стороны субъектов предпринимательства было предпринято ожесточенное сопротивление такой политике. Однако, поскольку данная политика одержала верх и государственная власть стабилизировалась, они стали менять свою стратегию, которая заключалась в приспособлении к новой экономической ситуации. Образовались различного рода нелегальные кооперативы. В этот же период времени также существовали и профессиональные группы преступников общеуголовной направленности.
В послевоенные годы теневая экономика в СССР получила дальнейшее развитие. Лица с корыстной стезей стали создавать подпольные цеха по производству дефицитных товаров, нелегально использовать оборудование государственных предприятий для изготовления изделий из похищенного сырья. Нормально функционировать такое производство не могло без средств производства, которыми распоряжались государственные органы. Отсюда стали зарождаться симптомы коррупции, как одни из основных составляющих элементов организованной преступности.
Данное явление — продукт экономических отношений, поэтому оно связано с происходящими процессами в сфере экономики. Сформировавшиеся в Советском Союзе в 1930-х годах формы государственной и кооперативной собственности до последнего времени оставались, в сущности, неизменными. За короткий период произошло быстрое и полное огосударствление промышленности и торговли. В результате утвердилось монопольное господство социалистической собственности на средства производства в форме государственной (общенародной) и колхозно-кооперативной собственности. Однако оно находилось в глубоком противоречии с достигнутым уровнем развития производительных сил, объективными условиями и экономическими законами общественного воспроизводства.
В начале 1970-х годов между политикой государства по отношению к собственности и реальной сущностью обобществления производства стал происходить дальнейший разрыв. Начали усугубляться такие явления, как нерадивое отношение к природным богатствам, расточительство государственного имущества как чужого или бесхозного. Самое тяжелое последствие всего происходящего — глубокий подрыв заинтересованности миллионов людей в хозяйском отношении к средствам и продуктам общественного производства, в результатах коллективного труда, сопровождающийся широким распространением мелких хищений, безразличием ко всему, что не касается частных интересов отдельных граждан.
Отношения собственности в том их виде, в каком они сложились к середине восьмидесятых годов, превратились в один из главных факторов, противодействующих социально-экономическому прогрессу общества. Построенное общество нередко характеризовалось как «государственный социализм», в котором безраздельно господствовала государственная собственность, перспективы же кооперативной собственности рассматривались с позиции повышения уровня ее обобществления, перерастания в государственную. Личная собственность и производство на ее основе считались бесперспективными и даже мелкобуржуазными, чуждыми. При этом не учитывалось, что в результате полного отчуждения собственности от непосредственных производителей последние фактически выступают в качестве наемных работников. Отсюда и иждивенческое отношение к государственной собственности как к бесхозной.