Огромные зелёные глаза, в которых уже утихал океан борьбы и боли, поймали его взгляд.
Не надо… только уснули…
Хорошо…
Их пальцы сплелись, и Элан даже не заметил, как оказался на стульчике у изголовья своей пламневласой судьбы, как осторожно пальцы огладили уставшее лицо…
* * *
Джеймса всё время тянуло в операторский зал. Как безвольная песчинка металла, повинуясь чудовищной силе притяжения магнита, он раз за разом не находил в себе никаких душевных сил противиться этому желанию.
Каждый раз шаг за порог вызывал приступ едва сдерживаемого страха: так, наверное, должен пугаться маленький мальчик, ступая в тишине застывшей вечности морга, наполненного жуткой стужей ушедшей навсегда жизни.
Жизнь действительно ушла отсюда навсегда. Вдоль стены, рядком белых куколок, лежали пять кицунэ, завёрнутые в ткани, и хотя плотный материал скрывал тела, Сомервилл словно рентгеном просвечивал их насквозь.
Первый, самый маленький свёрток, Настя. Почему эту крохотную девушку все коллеги называли медведем, он поначалу даже и не знал, только потом пришло озарение, что всему виной его плохое знание русского языка, и это не кличка, а фамилия. Миниатюрная, но ладная, она сразу привлекла его внимание красивой фигуркой, а постоянное смущение на лице добавляло очарования. В их первую встречу она сидела на стуле-вертушке в пол-оборота, ножки скрыли повисший рыжий хвост, на лице отрешённая от мира печаль. Заметив гостя, она, немного покраснев, улыбнулась и, опустив глаза в пол, спрыгнула со стула, и стремглав исчезла в коридоре, видимо, умчавшись подальше от незнакомца к своим друзьям. Даже неестественно большие глаза, парные острые уши и рубанувший воздух на повороте хвост не смогли погасить того чувства прекрасного, что вспыхнуло в груди офицера. Что бы не утверждал Бёрнет, она… Она просто завораживающе красива…
Второй, побольше. Елена. Полная противоположность маленькой лисичке. Высокая и стройная, гордая и смелая. Когда на переодевании их застал визит высоких гостей, эта кицунэ только ухом повела, хотя была по пояс обнажённая. Даже неподдельное смятение адмиралов (вот ведь не вовремя!) не тронуло её решимости и сосредоточенности, только немного нахмурились брови.
Третий. Одна из сестёр-близняшек, Анна. Порывистость и несдержанность проявлялась во всём, даже фразы часто рвала в конце, не договорив, но, что удивительно, соратницы её прекрасно понимали. Вечно подбадривала, даже горячо заверяла свою напарницу, что её любовь к наставнику, быть может, не такая уж и безответная… Её мысли, казалось, целыми днями напролёт крутились хороводом вокруг сердечных дел Светы, и соратница, тронутая заботой и вниманием, постоянно тискала её в объятиях, благодаря за поддержку.
Четвёртый. Мария. Приятная в общении, очень сдержанная «лисичка» с необычным и очень красивым окрасом стала настоящей нянькой для немного не собранной и неуклюжей напарницы: Настя беспрестанно что-то роняла, билась ногами о всевозможные предметы в стеснённых помещениях корабля, и чуткая и добрая подруга каждый день утирала ей слёзы, накладывала мази на ушибы и ссадины.
Пятый кокон пугал Джеймса до дрожи. Ира. Девочка вышла из семьи очень именитых космонавтов Славянской Секции. Волковы славились на всю галактику своей железной волей, упорством и живым умом, и девочка переняла все лучшие качества своих родителей. У лейтенанта было много причин бояться совершённого преступления, но именно от спайки бывалых космонавтов могла исходить самая непосредственная опасность: как знать, не начнут ли родственники погибшей расследования? Не вцепятся ли зубами в ниточку, ведущую к страшной тайне? Вроде всё они, заговорщики, предусмотрели, но…
Сомервилл заметно вздрогнул, когда по ткани, скрывающей охваченное вечным холодом тело, скользнула резкая тень. На миг показалось, что это шевельнулась погибшая кицунэ, и сердце бешено застучало в испуге, мышцы непроизвольно дёрнулись, заставив тело отступить на шаг назад. Но, нет, чудес не бывает — это просто открылась дверь, и светотень на замороженном коконе сыграла с его зрением злую шутку.
Хельга только сделала шаг в операторский зал и застыла, внимательно глядя на незваного гостя — в порыве обуревающих противоречивых чувств, в одиночестве умершего помещения, разрываемый на части муками совести, лейтенант совершенно утратил контроль над своими чувствами. Он не рыдал навзрыд, не бился в истерике, но горячие слёзы запоздалого раскаяния были абсолютно искренними. Ты убийца, Сомервилл, и этим всё сказано…