В Дорте поселился страх трещины. Словно из рассказа отца о трещинах в ледниках, в которые иногда проваливаются люди и уже не могут оттуда выбраться. Она никогда не видела ледника. И тем не менее видела себя заледеневшей в этой трещине. Иногда ночью она просыпалась оттого, что трещина душила ее. И хотя вскоре дыхание снова возвращалось к ней, это ощущение не исчезало. Она поняла, что теперь так будет уже всю жизнь. Трещина была повсюду и во всем, что бы ни делала Дорте, хотя она о ней и не думала. Например, вставая ночью по малой нужде. Как бессмысленно и противно наполнять белый сосуд жидкостью из глубин тела, живой и теплой, тогда как отец лежит в земле? И гниет?
Такие мысли она не могла бы открыть никому. Разве что со временем — Николаю.
— Вере не так легко, — сказала мать, ставя утюг на подставку.
— Почему?
— Она, конечно, думает о папе. И теперь, когда у нее месячные, ей бывает еще хуже.
Руки у матери были красные и распухшие. Это бывало всегда, если она и стирала и гладила в один день. Случалось, что белье высыхало слишком быстро. Сырое белье легче гладилось, и его не надо было спрыскивать. Мать, глубоко задумавшись, склонилась над гладильной доской, она не делилась с Дорте своими мыслями. Так могло пройти несколько минут. Потом она как будто приходила в себя и возвращалась к тому, на чем остановилась.
— Тебе нужна подруга, Дорте, — сказала она, не объясняя почему. Теперь надо ждать, когда мать объяснит это в своей молитве. У Веры были друзья, но никто из них матери не нравился. Поэтому Дорте удивили слова матери о подруге.
— Тебе надо ходить туда, где собирается молодежь. Ты знаешь, где это? — спросила мать и сложила гладильную доску.
— Нет.
— Вера встречается с молодежью в баре пекаря?
— Нет, в другом.
— Тогда, я думаю, тебе лучше ходить в бар пекаря, — твердо сказала мать. — Я дам тебе денег, чтобы ты могла иногда ходить туда днем. Только не вечером.
Дорте покраснела и отвернулась.
— Как его зовут? Этого сына пекаря? — спросила мать словно невзначай.
— Николай, — прошептала Дорте, не зная куда себя деть. Но мать не сказала, что видела их на заднем дворе. Дорте так обрадовалась, что пообещала себе чаще молиться, чтобы доставить матери радость.
3
Лето кипело в собственной горячей пыли. Дымка над рекой сделалась тяжелее и явственнее. С деревьев осыпались листья, и огород зачах. Вокруг желтого солнечного диска разливался по небу красный огонь. Словно солнце уже не могло удержать его в себе. То же творилось и с матерью. Вскоре она почти перестала разговаривать, но молилась по–прежнему. У Веры не было работы уже два месяца. Иногда она заменяла кассиршу в супермаркете. Но теперь и это осталось в прошлом.
— У тебя только один выход: выйти за меня замуж, чтобы я тебя содержал, — с улыбкой сказал ей хозяин супермаркета, сообщив, что у него больше нет для нее работы.
Конечно, он говорил не всерьез, ведь ему было уже за сорок и к тому же он был женат. Но Вера кипела от ярости, рассказывая об этом дома. Стоя у треснувшей раковины спиной к зеркалу, она с таким остервенением драла свои длинные волосы, как будто это ее злейший враг. Часть волос при этом приподнималась и переливалась в свете лампы, словно радуга. В конце концов вокруг Вериной головы образовался нимб. Дорте засмотрелась на сестру.
— На что ты уставилась? — воскликнула Вера.
— У тебя такие красивые волосы, — смущенно пробормотала Дорте и начала убирать со стола.
С тех пор прошло уже много времени. Вера регулярно после закрытия супермаркета заходила в контору, чтобы узнать, не нужно ли кого–нибудь подменить. Но потом перестала. Дорте повезло, и она получила работу на поле у фермера, который забирал у них пищевые отходы. Однако вскоре из соседнего городка приехал его родственник и сказал, что будет работать у него весь сезон. Мать чинила одежду и стирала для людей. Но платили ей мало. Некоторые так тянули с оплатой, что стирка обходилась им бесплатно.
— Они просто забыли, — сказала мать, когда Вера поинтересовалась, кто из заказчиков так с ней и не расплатился.
— Неужели ты не можешь послать им счет, как это делает хозяин супермаркета? — сердито спросила Вера.
На такие предложения мать даже не отвечала, потому что ни к чему хорошему это не приводило. Когда Вера бывала не в духе, Дорте делала вид, будто не видит и не слышит того, что происходит в комнате. К тому же у нее было о чем думать. Николай собирался уехать в Каунас — учиться на кондитера. Обучение стоило дорого, но жить он должен был у своего дяди–вдовца. А его взбалмошная, капризная дочь в это время будет помогать матери Николая в баре и учиться вежливому обхождению. Как говорил Николай, им с двоюродной сестрой предстоит поменяться домами.