Неожиданно он повалил ее в кровать. Рывком отбросил рубашку и грубо, нетерпеливо засадил руку ей между ног. Из него вырвался звук, будто кто–то слишком сильно надул воздушный шар, а потом выпустил воздух. Шар прошипел где–то под потолком и шлепнулся на пол, как комок резины. Ей пришлось раздвинуть ноги. Одна ее щиколотка в черной сетке чулка уперлась в стену, гость продолжал трудиться. Ему пришлось нелегко. Он весь вспотел, и его пот закапал на Дорте.
Статуя не испытывает ни боли, ни стыда. Она погружена в себя. В этом все дело. Он по очереди касался открытым ртом ее сосков и всхлипывал, как ребенок.
Неожиданный звук заставил его, хлюпнув, остановиться и уставиться в пространство. Щелк! Это в соседнюю квартиру вторглась действительность. Тяжелые и легкие шаги. Хлопнула дверь, и все опять стихло.
Он навалился на Дорте всей своей тяжестью. Кровать провисала, словно гамак. Его живот лежал между ними, как посторонний кожаный мешок. Мужчина плавал на своем животе, стараясь удержать равновесие, стонал и корчился, а его руки сновали по Дорте. Время от времени он старался поцеловать ее. Но она уперлась лбом ему в лицо, и он сдался. Когда он засунул в нее пальцы, хлюпнул Ларин крем. Наверное, его это обрадовало, потому что он довольно хмыкнул. Это хмыканье повторялось по мере того, как его пальцы проникали все глубже и глубже. Наконец он почувствовал, что готов, обхватил рукой свой член и прицелился. Гордо приподнявшись на одной руке, он грубо вошел в нее.
Она услыхала крик. Гость тоже услыхал его и шикнул на Дорте, но толчки продолжались. Снова и снова. Он нашел ритм, совпадающий с его короткими, радостными вскриками.
Статуя не чувствует отвращения. Она неподвижна и не мешает времени идти своим чередом. Поверхность окна в щели между занавесками превратилась в запотевшее зеркало. Где–то там была и она. Кружилась, свободная от всего. Лишь на мгновение, по ошибке, ее тело оказывалось в этой комнате. Оно лежало неподвижно с раскинутыми ногами и чуть согнутыми коленями. Taк было проще. Ее руки по бокам вцепились в простыню. Нужно было за что–то держаться.
22
Ей не нужно было с ними разговаривать. Но они этого даже не замечали. В каком–то смысле Лара оказалась права. Это можно выдержать. Потому что другого выхода все равно не было. В основном Дорте знала, что и как будет происходить. Сначала руки и то, чего она не могла предусмотреть. Потом тяжесть чужого тела. И все пронизывающая боль. Тут приходилось просто подчиняться здравому смыслу, как это называла Лара. Быть спокойной и терпеть, пока это длилось. Рассчитать заранее, сколько все продлится, невозможно. Особенно если клиентам трудно настроиться. Но, похоже, от них это не зависело. К тому же приходилось терпеть эту слизь. Лара объяснила ей про презервативы, но поскольку ее клиенты были люди здоровые, они платили дополнительно, чтобы обойтись без презервативов. Бывало, они, даже кончив, не спешили слезть с нее, и пока она лежала, слизь засыхала.
Случалось, что все заканчивалось гораздо быстрее, если она помогала клиенту рукой. Тогда его тело не было к ней так близко. Если от клиентов дурно пахло, Лара весьма решительно советовала им сначала принять душ. В этом отношении Лара была незаменима.
Лиц у них не было. Просто одни были тяжелее, другие — легче. У одних руки были более жесткие, у других — менее. Одни вели себя шумнее, другие — тише. Одни потели больше, другие — меньше. Возились кто дольше, кто меньше. Но постепенно Дорте уже стала различать их, понимать звуки и движения, которые говорили ей, что скоро все кончится. И останется только запах тухлых яиц.
Когда захлопывалась входная дверь, Дорте могла наконец прийти в себя. Тогда она отрывала большой кусок от бумажного полотенца — рулон всегда стоял возле кровати — и тщательно вытиралась, чтобы с нее не капало, когда она пойдет в душ. Каждое утро она принимала таблетки, которые Лара дала ей, чтобы она не забеременела.
Однажды Лара задержалась, и клиент позвонил прямо в дверь. Дорте никогда не слышала, как звонит дверной звонок, и ее бросило в дрожь. Позвонили еще раз, но она не двинулась с места. Потом все стихло. Через несколько минут прибежала запыхавшаяся и сердитая Лара с клиентом, которого не впустила Дорте. Она влепила Дорте здоровенную оплеуху и обругала по–русски.