Критик, подойдя и разглядев его ношу, тоже смутился.
— Здесь такая почва, — попытался скульптор подвести научную базу, — что нужно носить…
— Да, да, здесь сыро… — согласился критик.
— Вот именно, песок… — подтвердил Баклажанский.
Так они стояли друг против друга: Баклажанский с Катей на руках и критик, крайне смущённый тем, что по неосторожности нарушил их одиночество. Катя, кусая губы от смеха, косила глазом на смущённых мужчин, с любопытством ожидая, как они выйдут из создавшегося положения.
— Как делишки? Все лепите? — наконец сказал критик только для того, чтобы что-нибудь сказать.
— Да вот… Все леплю, — ответил скульптор, чтобы что-нибудь ответить. — А вы все критикуете?
— А я все критикую, — отозвался собеседник.
После этого оба долго молчали в поисках слов, которыми можно было бы деликатно закончить беседу. Когда томительность паузы стала уже невыносимой, Катя решила помочь бедняге Баклажанскому найти повод для того, чтобы опустить её на землю.
— Может быть, вы всё-таки представите мне своего приятеля? — из последних сил сдерживая желание расхохотаться, проговорила она.
— Да, да, конечно… — смущённо забормотал Федор Павлович. — Знакомьтесь, пожалуйста… — и от растерянности он ещё крепче прижал к себе Катю.
— Иванова, — прошептала Катя с рук скульптора.
— Кишкинази, — представился критик. — Очень приятно.
После этого запас фантазии у обоих мужчин иссяк, и они опять замолчали.
— Так вы, это самое, звоните… — промямлил, наконец, критик.
— Обязательно! — обрадовался Федор Павлович.
— Телефон мой есть у вас?
— Нет… — неосторожно произнёс Федор Павлович и опять сорвал наладившееся было расставание.
— Позвольте карандашик, я вам запишу, — предложил обязательный критик.
Баклажанский попытался зубами достать карандаш из внутреннего кармана пиджака. Этот акробатический номер ему не удался. После второй попытки он вдруг автоматически протянул критику Катю и неожиданно для самого себя проговорил:
— Подержите, пожалуйста!
Кишкинази покорно приготовился принять Катю. Но она сама, наконец, соскочила на землю с рук Баклажанского и, улыбнувшись, подала критику свою самопишущую ручку.
— Ну, так я пойду… — робко сказал критик, быстро записав на листочке свой телефон. — Вы, стало быть, заходите…
— И вы не забывайте нас… — ответил Баклажанский.
Критик проворно нырнул в темноту.
«Не судьба!» — вздохнул Баклажанский.
Он знал, что не скажет уже Кате: «Я люблю вас» — и, значит, не оставит себе никакой надежды на будущее. Но ему хотелось совершить хоть какой-нибудь подвиг в честь любимой девушки, чтобы оставить в её сердце хоть память об этой последней встрече.
Он готов был, по примеру героев старины, вскочить на коня, но у него не было коня, и слава богу, что не было, потому что ездить на нем Баклажанский все равно не умел. Он готов был, рискуя жизнью, защищать её честь, но, увы, на её честь никто не покушался.
— Ручка! — рассмеявшись, перебила Катя мысли Баклажанского. — Моя ручка осталась у вашего рассеянного друга!
Баклажанский хлопнул себя по лбу, и Катя не успела даже крикнуть, чтоб остановить его, как Федор Павлович уже мчался напрямик по газону в погоню за рассеянным критиком.
Конечно, он отдавал себе отчёт, что его погоня никак не приравнивается к тем подвигам, о которых он мечтал, но ему казалось, что какое-то, пусть мелкое, рыцарство все же было в его поступке.
Баклажанский нёсся прямо через кусты в надежде перехватить критика на дальнем повороте аллеи.
В темноте он спотыкался о клумбы левкоев, падал в боскеты, засеянные маками, вскакивал и нёсся дальше, оставляя клочки своего фланелевого костюма на колючках густых розариев.
Кто знает, чем бы кончился этот необыкновенный кросс, если бы его не прервал требовательный милицейский свисток.
Растерявшийся скульптор выскочил прямо на девушку-милиционера, поджидавшую его в освещённой аллее.
— Гражданин, вы нарушаете! — строго сказала она, прикладывая руку к козырьку.
— Нет, я не нарушаю! — не слишком находчиво возразил запыхавшийся скульптор.
— Значит, вы считаете, что вы выполняете? — спросила строгая девушка.
Для неё сейчас, когда она была на посту, все человеческие поступки делились на выполнения и нарушения обязательных постановлений.