– Ну нет уж, спасибо, – проворчал Репа. Разминая тело еще не отошедшее от жесткого, но эффективного лечения, проверяя работоспособность брони и новых блоков, отошел в сторону с тревогой оглядывая ряды "коек" с распятыми пехотинцами.
Раскинувшийся под открытым небом ремонтный бокс кишел от снующих платформ, подвозивший все новых и новых неподвижных великанов. Сноровисто паркуясь техники стыковали грузовые кары с "койками", где тело бойца подхватывались гостеприимно распахнутыми клешнями манипуляторов, и те, шипя давлением выполняли заложенные алгоритмы, с лязганьем и бесцеремонностью разворачивали закованного в броню пехотинца и насаживали на технологические штыри.
Вздрагивая каждый раз слыша незабываемый щелчок когда стыкуются штыри и технологические пазы брони, Репа передернулся, но вспомнив как он здесь оказался, развернулся к технику оператору.
– Слушай "Ангел" пробей по базе кореша.
– Отстань, – беззлобно отозвался оператор, уже тестируя показатели нового пациента. Вглядываясь в показания, вдруг с матюгами бросился к изголовью "койки". Взметнув волны песка резко упал выхватывая из контейнера деталь и с ожесточением выбросив, начал орать в эфир требуя дополнить новыми модулями пустые секции "койки". Кинувшись к подскочившей платформе, стащил с водителем стальную коробку, сноровисто доставая модули из ремонтных комплектов, на пару вставляли в секции "койки" новые запчасти для брони. Вернувшись к пульту техник оживил замелькавшие работой манипуляторы, и вновь усевшись на откидной подсрачник, стал просматривать показатели индикаторов, но завидев переминающегося сержанта, проворчал:
– Блин, ты еще здесь?
– Ну, ангел будь человеком, его вместе со мной привезли. Мы на первом ярусе числимся…
– Нету больше первого яруса, все кто выжил, латаются кто где, – глухо ответил техник, – учетный номер кореша какой?
– 45679234, – на автомате проговорил Репа, растерянно сглотнув, – 107 пехотная рота. Позывной Пузо. А заодно, Листок, Хомяк. И кто еще из роты остался, глянь а?
Ворча о предложении еще запросить ведомость за весь батальон, техник больше бурчал по привычке. Погрузившись "в себя" работал с внутренним экраном через массивную как раз под грубые пальцы скафандра клавиатуру управления на пульте, и спустя несколько томительных минут глухо ответил:
– Извини паря, дружбан твой у бесов на разборке…
Стоя под палящим солнцем среди снующих платформ и кипучей деятельности ремонтных манипуляторов, и слушая далекие оправдания "ангела" Репа ошарашено молчал. Его дружбан с которым они прошли множество боев, напивались в зюзю после каждого удачного рейда, веселились с девчонками как в последний раз, делились вдумчивыми планами на будущее, и мечтали о возвращении домой, теперь его нет.
Не веря в такое, Репа рванул в сторону высившихся черных тягачей. Взметая песок, остановился у первого оператора, задавая неживым голосом один вопрос, бормоча только цифры, и видя отрицательные жесты, с затаенной надеждой мчался к другому комплексу. Вдруг это ошибка, вдруг "ангел" ошибся с набором цифр. И когда шестой оператор с возмущениями оторвался от контроля над работой непрерывной ленты, и сверившись с реестром вдруг остановил работу полчища манипуляторов, Репа на негнущихся ногах подошел к указанному сектору.
На сегменте широкой гусеницы, что жадно впивалась потертыми захватами в неподвижные фигуры частично закованных в броню пехотинцев, лежала фигура со знакомым поясом. Кожаный ремень с какими то заклепками, потертый временем и песками, всегда был причиной придирки офицеров, но Пузан его упорно одевал в каждый рейд считая талисманом. И сейчас только по ремню Репа узнал товарища среди десятков тел.
Подойдя к изголовью, дрожащими руками прикоснулся к затянутому в "бельё" плечу. Прилипая к голому телу второй кожей силиконовая поверхность уже окаменела остыв от холода мертвой плоти, и встретила касание не привычной твердостью и гулким стуком. Почерневшая на груди рана спеклась вместе с "бельем" в черную корку, растекаясь по телу пряталась в оплавленных броневых накладках еще не снятых щитков брюшины.
– Как же так Пузан…, – касаясь мутного светофильтра вытянутого шлема, с последним вздохом надежды, Репа поднял стекло, – как же ты не потерпел. Как же ты мог сдаться…
Воск неподвижного лица исказил привычно растерянное выражение с которым друг смотрел на мир в чуждую маску смерти. Скованные вечным спокойствием и неподвижностью веки. Теперь не будет улыбок и грубых шуток, теперь не будет пахабных анекдотов, ничего теперь не будет.
И не оживут плотно сжатые губы. Так и не произнесшие матери слова, так и не успокоившие тревожное биение материнского сердца словами: "прости мама не путевого сына".
– Пора сынок, – виновато ожил эфир старческим голосом оператора, – нам нельзя останавливать конвеер…
– Да, да, батя… – выдавил Репа из скованного горечью горла.
Оглядывая конвейер, задержал взгляд на широко распахнутом темном зеве тягача, где среди почерневших силиконовых упаковок с ровными штабелями груза угадывались сотни тел. Сотни парней лежали упакованными и готовыми к захоронению в грибных плантациях, сотни глаз больше не смогут увидеть мир и заглянуть в ждущие глаза матерей. И сотни губ не смогут произнести такие важные слова.
– Да батя, пора…,- перекрывая эмоции громадной плотиной, яростно прорычал Репа возвращаясь в мир, – Пора сломать на хрен этот конвейер войны, чтоб он сдох от голода!
Перехватив по удобнее "винтарь", сорвался в беге, в сторону полыхающего в полнеба зарева продолжавшей греметь битвы. На ходу проверяя готовность брони к бою, клялся себе что он выложится на все сто, и двести процентов, вывернется на изнанку, но сделает все от него зависящее что бы как можно больше парней смогло посмотреть матерям в глаза.
* * *
Нервно поглаживая уже ставшие липкими подлокотники, полковник ерзал на командорском кресле. Вглядываясь в большую проекцию командного уровня, с тревогой следил за общей картиной невиданного за всю историю Марса масштабного сражения. Восстановленная численность группировки космических спутников транслировала битву во всех красках со всеми чудовищными потерями и тяжелыми победами.
Кратер высадки представал во всем "великолепии" засаженных грядок в которых почти не осталось не раскрывшихся коконов. Все горошины были разорваны а их смертельно опасные обитатели стягивались к месту прорыва, словно раскаленный клинок протыкающий оживающую зону высадки. И каждый миллиметр продвижения стальной армады собранных воедино всех сил наемников окрашивался ореолом бушующих энергий и кишащих вокруг термитов.
Но самое яркое и ослепительное сияние было на острие клина рассекавшего кратер черным пепелищем. Там, где "бешенные" вгрызались в легионы тварей безумным вихрем маневров, нескончаемым потоком разрушительной мощи плазменных выстрелов и разрывов ракет. Именно они прогрызали полчища тварей алмазным буром, были волнорезом проламывающим непобедимую мощь противника умением и яростью измененных сознаний.
– Переброска мортир закончена, минутная готовность, – прозвучал доклад офицера.
И Удав облегченно выдохнул. Сейчас заработает дальнобойная артиллерия и напор тварей иссякнет на короткий момент. Позволит перевести дух на баррикадах, даст так необходимую передышку несущей потере, но не сдающейся "саранче".
Медленно ползущий караван внутри туннеля обороны остановился. Закопошившиеся вокруг точки людей, открывали технологические пазы и стыковали тягачи друг другу. Собираясь в единую установку тягачи объединялись внутренними агрегатными узлами в единую установку, выползающими и вздымающимися в небо массивными фермами укутанных стволов, готовились выплюнуть в небо тысячи кассетных зарядов.
Укрывшись всполохами молний стартующих носителей, тягачи раскачивались под не прекращающимися стартами разлетавшихся во все стороны ракет. Самостоятельно стартующие туши ракет получали мощный импульс от энергетических всплеском разгонных ферм, и улетая по пологой траектории, готовились распасться на нужной высоте множеством боеголовок начиненных разномощными реакторами распада.
– Красные сектора приоритета накрыты. Переходим к работе секторов желтого уровня.