– Ладно... – я задумалась. – Меня только вот что смущает, Томаш. Посылаете вы меня в священное место, куда чужакам ход закрыт. И назревает логичный вопрос? А не ловушка ли это?
Хранитель тяжко вздохнул.
– И каких же гарантий ты ждешь?.. Я уже обещал, что буду тебя и подругу твою защищать, а не подставлять... – он телекинезом призвал стаканы и графин с красно-оранжевым соком, налил себе прямо в воздухе и поставил на низкий столик рядом со мной.
Я на автомате плеснула себе сока из графина. Ммм, грейпфруктовый – мой любимый. Но как бы не хотелось, пить я не стала. Мало ли что Лев мог сюда подсунуть, какое-нибудь зелье доверия или болтливости... или снотворное. Увы, но в отличии от Эйнара у меня не было в волосах волшебной бусины, распознающей яды и вредные зелья.
Лев только глаза закатил глядя, как я отставляю стакан.
– Обещанием я как-то не верю, – заявила я. – Сегодня одно обещаете, а завтра ситуация изменится – и вот, кажется, что сдерживать свое слово не так уж и важно. А вот магическая клятва меня бы немного успокоила.
– А не много ли ты хочешь? Клятвами так просто не разбрасываются, – он пристально уставился на меня.
– Я хочу, чтобы история с Корном не повторилась. Он тоже вначале... обещал...
Упоминания наставника Льва задело, и он, помассировав виски и выдержав солидную паузы, буквально на одном дыхании выдал:
– Клянусь магией своей, сердцем и душой, что ни делом, ни намеком не устраивал для тебя сегодня ловушку в Храме Златоликого Бога в Гоуд-Сва, и что буду со своей сторону делать все, что в моих силах, чтобы тебя там сегодня не поймали, никаким образом не связали с сегодняшним вторжением и не обвинили ни в чем, с ним связанным...
– Формулировка, однако... конкретная, – хмыкнула я. Надеялась, что он свою клятву не только на сегодняшнюю авантюру распространит, но увы.
– Как ты сказала – все может измениться. Будем в нашем сотрудничестве идти маленькими шажками – не хочу умереть из-за дурацкого отката от нарушения клятвы.
Тут с ним особо не поспоришь, клятвы – эти опасная штука.
– Итак, когда пойдем-то?
Глава 27. Яна (2)
Полуночная месса на полуденную оказалась совсем не похожа. На площади перед храмом не было никого – лишь порхали над тускло светящимися кругами на плитке ночные мотыльки. Золотые провода, идущие с города и устилающие площадь, светились куда ярче, но насекомых не прельщали – свет этот был совсем иного толка, магический – и с каждой минутой он разгорался все сильнее и сильнее.
Я шла вслед за Львом и была абсолютно невидима. Бывший Хранитель не стал рассчитывать на мои способности в отвлекающих внимание чарах, и вручил мне для надежности довольно жуткий артефакт. Сначала простенькое ожерелье из переплетения тонких нитей с мелкими белыми бусинами, что Лев вынул из сейфа, меня восхитило. Такой мощный артефакт редко встретишь, сразу так и захотелось его захапать себе и притащить в нашу с Эйнаром мастерскую.
– Мечтаешь сделать что-то похожее? – увидев мое воодушевление спросил Лев, и по его тону я поняла, что где-то тут таится огромный подвох.
– Просто я о таком даже не слышала. И в книгах не упоминалось, что существуют технологии изготовления артефактов для полной невидимости... в том числе и от почти любой магии, – я пожала плечами, рассматривая ожерелье. Так, бусины явно костяные... узнать бы чьи...
– Еще бы. Эта технология – запретные чары. Однозначно и совершенно справедливо запретные.
Ну, перемещение душ – тоже запретные чары, но как-то с этим я жила, так что причин отбрасывать артефакт в ужасе у меня точно не было. Меня больше заинтересовало другое:
– И почему же такую вещь держит у себя Хранитель?
– Бывший, – в который раз уточнил Лев. – Я стащил его у одного ублюдка, который, между прочим, благодаря мне понес заслуженное наказание! В смысле, отплатил за свои преступления торжественным пожертвованием магии на благо Альянса.
– То есть был казнен, – холодно уточнила я.
– Не знаю, как у него самого это ожерелье оказалось... – проигнорировал мою ремарку Лев. – Я был уверен, что их уже ни в одном из семи миров не осталось. Все-таки артефакты, которые создаются из кости, крови и волос невидимок, притом живых и мучающихся от невыносимой боли – довольно омерзительны по сути, и любые упоминания о них Хранителями уничтожались.
Вот теперь я уже действительно чуть не отбросила ожерелье прочь. Восхищаться больше не хотелось, меня скорее затошнило от отвращения. Вещица сразу перестала казаться симпатичной.