— Зачем это? — потребовала ответа Валерия. Колдун мрачно смотрел за работой Саботая.
— Ночью, — начал он, — духи этого места, рассерженные заклинанием, попытаются унести молодого человека отсюда. Если им это удастся… — его голос осекся.
Валерия вынула из ножен кинжал; его лезвие ярко сверкнуло в лунном свете.
— Если твои духи унесут его, старик, то ты тотчас же последуешь за ними.
В этой безмолвной темноте яростные слова девушки прозвучали со злобой загнанной в тупик пумы.
В ответ старик только пожал плечами, но от такой давно забытой им юношеской горячности на его губах дрогнула чуть заметная улыбка.
Ночь тянулась бесконечно долго для тех троих, что бодрствовали среди древних гробниц. Беспечная луна забралась на самый верх бархатного неба и теперь плыла среди звезд. На юге возвышался зловещий конус Горы Могущества, черный даже на фоне сверкающего, усыпанного звездами темного неба. Не было слышно ни одного сверчка. Нависла абсолютная тишина.
Вдруг Валерия схватила гирканца за руку. Саботай, который уже начал дремать, выругался, когда ногти девушки вонзились в его кожу, а затем так же изумленно уставился на Конана.
Огромное, закутанное в покрывало тело киммерийца поднималось, двигаясь жутко, безвольно, как будто невидимый гигант взял его в руки. Веревки, которые удерживали Конана, натянулись и глухо гудели; столбы скрипели под могучим напором невидимых сил.
— Они унесут его! — взвыла Валерия, когда тело Конана забилось и задергалось так бешено, что один столб был вырван из земли. Колдун ничего не ответил, но начал петь заклинания срывающимся голосом и чертить в воздухе костлявыми руками магические знаки. Валерия вскочила на ноги и бросилась к Конану, оглашая ночь проклятиями. Пока неистовая девушка боролась с невидимыми силами, рыча как львица, защищающая своего детеныша, Саботай нащупал свою кривую саблю. Затем, прыгнув вперед, он разрубил пустой воздух над пребывающим в беспамятстве киммерийцем и девушкой, которая старалась всеми силами удержать его.
К изумлению Валерии, тело в покрывале тяжело упало и осталось неподвижно лежать на соломенном тюфяке. С моря подул свежий ветер, и призрачные тени, спустившиеся на землю, как хлопья тумана, казалось, уплыли прочь.
— Они улетели, — со вздохом облегчения сказал колдун, не переставая дрожать. — Мое заклинание оказалось сильнее, и они не смогли унести его. — Он взглянул на Валерию глазами, полными жалости.
Утреннее солнце поднималось над морем. Колдун снял погребальное одеяние с Конана. Саботай от удивления раскрыл рот. Валерия хлопнула себя по щекам, чтобы обуздать слезы, ручьем бежавшие из ее утомленных глаз.
Огромный киммериец проснулся, зевнул и потянулся, затем в полном изумлении уставился на свои руки. Раны и кровоподтеки — даже на ладонях — зажили, как будто он и не испытал никаких страданий. Со счастливой улыбкой он держал руки перед лицом, осматривая их со всех сторон. Раны, нанесенные гвоздями, стянулись в маленькие шрамы; уродливо распухшие пальцы приняли свой обычный вид. Он сжимал и разжимал кисти, чтобы убедиться, что они здоровы.
— Колдун, теперь я твой должник, — прогрохотал голос варвара.
Старик, сияя, закивал головой.
Валерия, которая заложила за жизнь Конана свою жизнь, бледная от бессонных тревог, обвила руками киммерийца и расцеловала его со словами:
— Моя любовь крепче смерти. Ни духи, ни демоны, откуда бы они ни были, не смогут разлучить нас! Если я умру, а ты попадешь в опасность, помни, что я приду из бездны, из самых глубин Преисподней, чтобы сражаться вместе с тобой…
Конан улыбнулся и, притянув девушку к себе, страстно ее поцеловал. Валерия, все еще не успокоенная, упорствовала:
— Обещай мне, что ты это будешь помнить! Всегда!
Улыбаясь такому упорству, Конан поцеловал ее снова и ответил:
— Не беспокойся. Я буду помнить…
12
Ущелье
В то самое время, когда Конан и его друзья в скромной хижине колдуна радовались его счастливому исцелению, в далеком Шадизаре смех нарушал тишину ночи. В самом большом зале дворца Осрик, король Заморы, устроил пир. Тайные агенты донесли ему, что Конан достиг Горы Могущества и проник в самый сокровенный храм. Теперь король с нетерпением ждал скорого возвращения дочери.
На старом короле были мерцающие парчовые одежды, пальцы украшали великолепные кольца. Он гордо восседал на троне и маленькими глотками пил вино из золотого кубка. В радостном свете свечей, некоторые из которых были столь велики, что достигали роста пятилетнего ребенка, а в обхвате — ширины мужских бедер, величаво расхаживали придворные в парадных одеждах. Они пришли во дворец, чтобы возобновить давно остывшую дружбу с монархом. У ног Осрика на алых и темно-красных подушках возлежали девушки-рабыни в широких прозрачных шароварах. Они напоминали о короле-воине прежних лет, когда еще Сет не наполнил землю страхом и ненавистью.
Однако даже в своем тронном зале король не чувствовал себя в безопасности от убийц, которые могли быть подосланы Дуумом. Вот почему по два суровых стражника стояли в каждом портале и у каждого открытого окна, чтобы оградить монарха от бесшумных шагов в ночи.
Осрик оставил непривычный для него шутливый тон, когда главный камергер приблизился к трону. Свет свечей играл на начищенном серебряном жезле камергера.
Король подозвал его:
— В чем дело, Чорос?
— Государь, он снова пришел — Яро, черный жрец Дуума, и просит личной аудиенции вашего величества по важному государственному вопросу.
На лице короля появилась невеселая улыбка.
— Просит, говоришь? Требует, не иначе. Что ж, отправь пса обратно в его конуру и не прерывай моего столь редкого удовольствия.
— Но, государь, — настаивал камергер, — Яро сказал мне, что это касается вашей дочери принцессы Ясимины.
Лицо короля посерело, глаза стали печальными.
— Хорошо. Но пусть его тщательно обыщут, и не пропустите его колец, брошей и других украшений. Эти служители Змеи хитрые и коварные люди, в их руках самый безобидный предмет может стать смертоносным оружием.
Когда камергер с поклоном удалился, Осрик подозвал капитана охраны:
— Очисти комнату. Скажи моим гостям, что меня ждут неотложные государственные дела. Я не хочу свидетелей. Оставь только Манеса и Вагоаса, моих самых преданных стражников. Пусть они встанут за колонной и будут готовы сражаться, если черный пес замыслит предательство.
— Да, государь, — ответил капитан.
— А когда они уйдут, вели слугам погасить самые большие свечи. Яркий свет режет мне глаза.
Капитан поклонился и повернулся, чтобы огласить волю короля. Вскоре придворные, стражники и девушки-рабыни удалились из зала. Остались только два воина, которые заняли свои места за двумя массивными колоннами у королевского трона. Когда вынесли свечи, по мраморному полу змеями поползли тени.
Осрик содрогнулся и облизал губы, но продолжал сидеть по-прежнему прямо, пряча свои дурные предчувствия за царственной осанкой. Король осушил кубок вина и, как всегда, отбросил его. Он забыл, однако, что слуга, который должен был поймать его, был выслан из комнаты. Сосуд ударился о мрамор и со звоном покатился к ногам Яро.
Черный жрец бесшумно вошел в приемный покой и медленной, размеренной походкой приближался к трону. Спокойно стоя перед королем, он приложил руки к своей груди и нагнул бритую голову в небрежном кивке. Осрик молча смотрел на него, но в его взгляде сквозили страх и ненависть.
— Государь! — начал жрец.
— Да? — спросил монарх, скрывая бравадой дрожь в голосе. — Ты хотел говорить со мной. По какому поводу?
— По очень важному делу, государь, — ответил Яро, еще на шаг подходя к трону. — Мой господин Тулса Дуум, истинный пророк Вечного Сета, желает оказать честь твоему дому и жениться на твоей дочери принцессе Ясимине.