Утомленная лошадка понуро брела мимо кукольных домиков с резными наличниками, а разведчики напряженно вглядывались в окна, пытаясь угадать, за каким из них находится искомая контора. Отличие жилого помещения от служебного во все времена легко обнаруживается по утвари, находящейся во дворе, и наличию-отсутствию гирлянд постиранного белья в самых неожиданных местах.
– Кажется, приехали, – подал голос с места кучера Гучков.
– Точно приехали, – подтвердил Кошко, озираясь по сторонам. – Ну что, командир, разрешите приступить?
Герарди коротко кивнул, не переставая осматривать окрестности. Дом стоял очень удачно, в самом конце аллеи, поэтому отсюда были видны все передвижения в колонии.
– Закрыто и никого, – доложил Щетинин, подергав дверную ручку и постучав набалдашником трости по косяку. – Наверно, сегодня просто не наш день.
Кошко подошел поближе к Герарди и тихо произнес:
– Я, конечно, не специалист, но кое-чему научился у своих подопечных из мира лихих людей. Замок плевый. Могу попробовать…
– А, была не была, Аркадий Францевич, валяйте, – махнул рукой Герарди, – больно не хочется с пустыми руками возвращаться, а тут хоть какая-то надежда.
– Позвольте, господа, – возмутился Щетинин, – но это же незаконно! Скандал!
– А мы никому не скажем, – улыбнулся, свесившись с облучка, Гучков.
– Но замок? – не успокаивался корнет.
– Да не было там никакого замка, – улыбнулся Кошко, уже покручивая дужку в своих лапищах. – Так, только видимость. Одним словом – милости прошу, господа…
– Князь, – обратился Герарди к корнету уже официальным тоном, – щадя вашу щепетильность, предлагаю прогуляться до дома смотрителя, рассказать ему нашу легенду об искомой кузине, попросить помощи… ну и вообще – занять разговором, чтобы он какое-то время сюда не совался.
Контора находилась в приличном и совсем не заброшенном состоянии.
– Не далее как вчера здесь тщательно убирали, – констатировал Кошко, проведя пальцем по крышке бюро.
– И не только пыль, – продолжил Герарди, вороша клюкой в печи, – последний раз топили явно бумагой – пачка даже в золу не рассыпалась…
– При этом хозяева не торопились, все аккуратно сложено. Никаких следов спешки, – заключил Кошко.
– Александр Иванович, – обратился Герарди к Гучко, – посидите, пожалуйста, тут, поизображайте местного клерка, заодно поизучайте содержимое ящиков, а мы с Аркадием Францевичем прогуляемся по остальным помещениям.
Из-под массивного конторского стола, куда Гучков залез в поисках какой-либо случайно оброненной или забытой бумажки, его вытащил настойчивый стук в дверь. На пороге стоял моложавый франт, одетый по последней парижской моде, явно не клерк и не коммивояжер, которого можно было бы представить служащим в этой скромной конторе. Редкая пока еще бородка клинышком плохо сочеталась с гусарскими, закрученными вверх усами, а учтивое выражение лица – с холодными серыми глазами, глядящими поверх собеседника.
– Простите за вторжение, – на прекрасном немецком, с легким акцентом произнес незнакомец, насмешливо оглядев помятого и замызганного Гучкова, – я без предварительного доклада ввиду срочного дела. Когда бы я мог увидеть господина Вюртсшафтпруфера?
– Да-да, конечно, – автоматически кивнул Гучков, мучительно соображая, как в таких случаях полагается себя вести, – а как вас представить?
– О! Не утруждайтесь, – махнул тростью гость, усаживаясь в кресло. – Просто доложите, что прибыл гонец со срочным сообщением от Фалька… А вы, судя по акценту, тоже не здешний? Польша? Соратник пана Пилсудского? Угадал?
– Господи, какая встреча! – раздался неожиданно над ухом Гучкова торжествующий голос Герарди. – Князь Оболенский, флигель-адъютант его величества собственной персоной! Вот уж никак не ожидал вас здесь увидеть!
Оболенский вскочил, как будто внутри его разжалась пружина, лицо моментально стало пунцовым, а пальцы, сжимающие набалдашник трости, побелели от напряжения.