Будто отвечая на его вопрос, крышка чердака открылась и оттуда с грохотом скатился Ратко с выпученными глазами и диким воплем: «Все из дома!» Автоматически рванувшие к окнам жандармы были встречены беглым огнем, пули защелкали по наличникам, противно завизжали, врезаясь в остатки витых решеток, заставили отпрянуть и спрятаться за массивную мебель.
– Бомба… здоровая… просунули в слуховое окно, – просипел поручик, пытаясь восстановить дыхание… – Бикфордов шнур… изнутри не достать… сейчас догорит и каюк…
– Куда? К черному входу?
– Там нас тоже ждут!
– Давайте тогда разом попробуем! Может, хоть кто-то уцелеет!
– Поручик, отставить! – лязгнула команда Трепова. – Все ко мне! Быстро! Помогите сдвинуть стол!..
Обитатели многочисленных игорных заведений этого спокойного дачного местечка стали свидетелями неожиданных для этих мест военных действий – частая дробь пистолетных выстрелов и буханье взрывов на перекрестке Спасской и Косой буквально разорвали привычную сонную тишину зимнего вечера, выгнав немногочисленных зевак на свежий воздух. Затем бухнуло уже основательно, и крыша красивого изящного особняка напротив Беклешева сада подпрыгнула, как живая, переломилась посередине и рухнула вниз, продавив перекрытия и превратив совсем недавно крепкое здание в груду развалин с сиротливо торчащей трубой, окруженной облупленными стенами с безжизненными глазницами окон, недоуменно глядящими в ночь.
Когда Бологое было уже видно по частым столбам дыма над печными трубами, на длинном пологом повороте поезд как будто ткнулся в невидимую стену, громыхнул сцепками, дернулся вбок, видно, пытаясь объехать внезапное препятствие, заскрежетал всеми своими железками и медленно, нехотя начал заваливаться на бок. Срыв своим зеленым телом солидные придорожные сугробы, состав застыл, свернутый вокруг своей оси, как лента Мебиуса, в центре которой неестественно скособочился фельдъегерский вагон, перевозивший отчет ревизоров.
Нечволодов очнулся от энергичных частых шлепков по щекам. Бравый хорунжий, начальник приставленной к нему охраны, с которым они уже успели подружиться за эту недолгую дорогу, настойчиво приводил его в чувство.
– Александр Дмитриевич! Александр Дмитриевич! – энергично тряс его казак. – Ну же! Уходить надоть!
– А? Что? Доложить о потерях! – на автомате прохрипел капитан, старательно тараща глаза, чтобы картинка не двоилась.
– Крушение… Полагаю, что подстроенное… У нас двое раненых, один погибший… Сейчас, наверно, уже больше… – скороговоркой отвечал хорунжий, оставив в покое щеки Нечволодова и торопливо набивая барабан револьвера. – Потом появились эти… Со стороны Москвы, искали вас и ваши бумаги. Знали, где вы едете, начали палить по окнам… Ну мы им в ответ троих побили, двое ушли… Мы вас вытащили да к деревне поволокли, а они возвернулись с подмогой… Идти вам надо к станции, пока мы тут отбиваемся, сможете?
Только сейчас, сквозь отчаянный звон в ушах капитан услышал знакомый треск выстрелов. Опершись о руку хорунжего, Нечволодов рывком поднялся, земля качнулась, тошнотворный комок подкатил к горлу и ударил в нос.
– Вместе отобьемся!
– Не можно, – нахмурился хорунжий, – имею строгий приказ доставить вас в целости, даже ценой… – он запнулся. – Одним словом, Александр Дмитриевич, за нас не переживайте, мы люди привычные. А вы давайте, поспешайте. Может, дойдете… Тогда помощь какая поспеет… Тут же раненых и побитых страсть как много, особенно в третьем классе…
Всучив Нечволодову саквояж с документами, хорунжий осторожно подтолкнул его в спину, а сам потрусил в сторону лежащего на боку паровоза. Из его покореженных котлов извергался пар, создавая естественную маскировочную завесу. Перехватив половчее одной рукой сумку, а другой нащупывая в кармане штатный наган, капитан заковылял в сторону станции, поминутно оглядываясь на место крушения и тревожно озираясь по сторонам. Богатый на снегопады январь перелицевал ландшафт местности, превратив ее в ледяную пустыню. Постоянно очищаемая железная дорога оказалась в снежном тоннеле, а вокруг лежала белая целина. Ступив на нее, можно было провалиться по пояс, а то и с головой.
– Ничего-ничего, – скрипнул зубами Нечволодов, – бывало и похуже.
Хотя, что кривить душой, так плохо еще не было никогда. Как бы в подтверждение этого где-то сбоку раздалось бойкое гиканье, и капитан, забравшись на снежный валун, увидел вдалеке всадников числом не менее десятка, огибающих огрызающийся огнем поезд и яростно погоняющих лошадок, вязнущих в глубоком снегу.