Хрипловатый голос Рингила разносился по улице.
— Стоять! Ни шагу назад. Они подыхают как люди! СТОЯТЬ! Держаться!
Файлех Ракан лежал посреди улицы с раскроенной топором головой. На свой счет капитан успел записать двоих — они лежали тут же, у его ног, — но третий оказался быстрее. Рингил, спешивший к блокгаузу с небольшой группкой выживших, видел, как все случилось, однако помочь, как ни старался, не успел.
Зарубивший Ракана двенда обернулся на звук шагов, и Рингил с ходу устремился в атаку — принял удар на щит, отбросил топор в сторону и рубанул мечом на высоте бедра. Недолгий опыт показал, что защита у олдраинов прочнее под коленом, а выше прочность отступает перед эластичностью, и черный материал становится тоньше. Человеческая сталь прорубала его с трудом, но кириатский палаш резал легко, как прогнившую парусину. Нанеся удар, Рингил отступил, а когда противник рухнул на колени, проткнул горло под шлемом.
Мастерство приходит с практикой.
Он огляделся. Остатки отряда, как и планировалось, оттянулись к блокгаузу, но там их со всех сторон осаждали двенды. Рингил насчитал четырех — нет, уже трех, еще один свалился в грязь, и кровь хлестала из широкой раны на шее, — и еще четверо шли с ним, причем один из этой четверки выглядел не слишком хорошо.
А двенды все прибывали и прибывали, тут и там в ночи мелькали голубые огоньки. Крин застучал в голове, и ответ вспыхнул огненными буквами.
Он поставил ногу на грудь двенды, поднял меч и ударил. Голова отвалилась только после третьей попытки. Рингил наклонился — холодная, кривая усмешка тронула губы — и сунул руку внутрь, в кровоточащее месиво под шлемом. Плоть, кости, куски металла, обрубок позвоночника… Ухватился покрепче за край хребтины, поднял голову вместе с шлемом и направился к блокгаузу. Подойдя ближе, поднял повыше, набрал в легкие воздуху и крикнул:
— Стоять! Ни шагу назад. Они подыхают как люди! СТОЯТЬ! Держаться!
На мгновение все как будто замерло. Остановились даже двенды. В свете факелов олдраинский шлем отливал желтизной. По запястью стекала кровь. Из блокгауза долетел негромкий приветственный крик, остальные люди подхватили.
И крик обернулся ревом.
Один двенда вскинул меч и с воем бросился через улицу. Рингил размахнулся, метнул шлем в нападавшего и сам устремился следом.
Он уже знал — это Ситлоу.
Все случившееся затем осталось в памяти кошмаром с кровью, звоном стали, криками… Ситлоу дрался так же быстро, как тогда, во дворе дома Терипа Хейла, и даже, может быть, быстрее, потому что теперь его ничего не сдерживало и он хотел убить Рингила. Он вертелся и прыгал, рубил и колол, и меч в его руках казался не тяжелее игрушки. Не было у него и щита, который замедлял бы маневры. А еще — Рингил ощущал это в идущих от него волнах — Ситлоу переполняла бурлящая ненависть.
Восстанет темный господин…
Рингил полагался на кринзанз и на память — перед глазами стояла живая женская голова, надетая на обрубок дерева, беззвучно шевелящиеся губы и полные водянистых слез умоляющие глаза.
— Давай, недоносок! — снова и снова кричал он. — Ну же, давай!
Меч Ситлоу уже достиг цели — рассек ему скулу, когда Рингил с опозданием ушел от глубокого выпада. Несколько раз вражеский клинок находил щели в защищавших правую руку доспехах. Резаная рана осталась на бедре, царапина на шее, над кирасой. В какой-то момент не выдержала броня на правом плече, и Ситлоу, заметив это, стал бить по незащищенному месту.
Рингил ничего не замечал и не чувствовал.
Он шел через боль. С ухмылкой.
Потом, по прошествии лет, один из солдат, переживших ту ночь, будет клясться, что видел прыгающие по рукам и ногам Рингила голубые огоньки.
Меч обрушился на щит. Щит дрогнул, и через него прошла длинная трещина, расколовшая и ненадежный металл, и деревянный каркас. Следующий удар мог стать последним.
Но клинок застрял в дереве.
Рингил отпустил ремни. Ситлоу попытался отступить — щит оттягивал его меч вниз. Рингил дико взвыл, прыгнул, развернулся в воздухе и рубанул сверху.
Рейвенсфренд нашел плечо двенды и впился в него.
Ситлоу закричал от боли и ярости и снова рванул меч — щит не отпускал добычу. Рингил всхлипнул, хватил ртом воздуху и ударил еще раз. Наполовину отрубленная рука повисла плетью. Ситлоу упал на колени.
И снова все будто остановилось.
Двенда разжал пальцы, выпустив бесполезный меч, и потянулся к шлему. А Рингил позволил ему это сделать — на него вдруг нашло оцепенение. Шлем свалился, в последний раз обнажив прекрасное, искаженное болью и гневом лицо олдраина. Яростный взгляд пронзил Рингила. Скрипнули зубы.