Общий вздох изумления пронесся по залу. Старший соглядатай растерянно вытаращил глаза. Даже Менкарак, словно не веря услышанному, вскинул голову. Джирал вытянул паузу, как долгую ноту на горне, виртуозной игрой на котором он славился.
Вытянул и оборвал.
— А может быть, и не стоит. Это, пожалуй, было бы уже чересчур. Полагаю, тебе лучше всего удалиться туда, где твое присутствие никого не будет оскорблять. — Император кивнул старшему соглядатаю и сурово добавил: — Уберите его с глаз моих.
Тот с радостью подчинился и, силком заставив Пашлу Менкарака подняться, потащил его к дальнему выходу, не забывая почтительно кланяться. Проводив их взглядом, Джирал легко, без лишних церемоний встал с трона — к такому нарушению этикета, желая смутить двор, нередко прибегал его отец — и громогласно объявил:
— Оставьте нас. Я желаю говорить с Аркет наедине.
На то, чтобы очистить зал, ушло не больше минуты. Двое задержались, поглядывая с любопытством на трон; были среди придворных и такие, кто принимал свою должность не только как синекуру, но число их за годы после прихода к власти нового императора сильно сократилось. При первой возможности Джирал удалял самых преданных сподвижников отца в ссылку, в провинцию, некоторых бросал за решетку, а двух или трех даже отправил на эшафот. Осталась кучка самых компетентных, без которых было не обойтись, но они пребывали в страхе и растерянности, чего, как полагала Аркет, император и добивался. Большинство же присутствовавших покидали тронный зал с видимым облегчением.
Файлех Ракан остался на месте, ожидая прямого указания императора, как того требовало его положение при Вечном троне. Похоже, не собирался домой и Махмал Шанта — инженер потянулся было к выходу, но перехватил взгляд императора, который жестом приказал ему остаться.
Шорох дорогих одежд рассеялся в холле, двери с тяжелым стуком закрылись. В тронном зале повисла тишина. Джирал облегченно, с явным расчетом на немногочисленную публику, выдохнул:
— Теперь вы видите, с кем приходится работать. Эти новые выпускники Цитадели… Наверное, с ними все-таки придется что-то делать.
— Только прикажите, — мрачно отозвался Ракан.
— Да-да. Хотя, может быть, не сейчас. У меня нет желания устраивать кровопролитие перед днем рождения пророка.
Все верно, господин, кровопролития лучше избежать. Кринзанз шумел в голове, слова вертелись на языке, и она удерживала их за зубами только сознательным усилием. Не в последнюю очередь еще и потому, что ихелтетские крестьяне, появись только повод, могут запросто плюнуть на все, решив, что с них хватит, и поддержать фанатичных проповедников Откровения, предпочтя тенета религии продажной власти трона и всеобщему разложению в надежде на освобождение от невыносимого гнета.
А когда станет ясно, что надежды не оправдались, будет уже поздно.
Аркет вспомнила уличные бои в Ванбире, наступающие шеренги имперских алебардщиков, крики плохо вооруженных повстанцев, когда сопротивление было сломлено и началась настоящая кровавая баня. А потом — разрушенные дома и длинные колонны бритых наголо пленных. Вспомнила, как хватали на улицах женщин, как их насиловали и как они умирали у дороги. Вспомнила заваленные телами канавы.
После зверств Эннишмина и Нарала она дала себе слово, что никогда больше не примет участия в чем-то подобном. Будь оно проклято, сказала она Рингилу, но это — в последний раз.
Потом она ехала по улицам Ванбира, и вкус повисшего в воздухе пепла был вкусом ее собственной лжи.
И вот теперь Джирал обдумывает, как бы устроить то же самое в своей столице.
— Может быть, мой господин, нам стоит проанализировать новые тенденции и постараться заблокировать их законодательным…
— Да, Аркет, конечно. Я знаю о твоем пристрастии улаживать все законами. Но ты сама видишь, что Цитадель не воспитывает в своих учениках уважения к нормам цивилизованного общества.
— Тем не менее…
— Да помолчи ты, женщина! — Трудно сказать, рассердился Джирал всерьез или только сыграл. — Знаешь, я ждал от тебя большей поддержки. В конце концов, Менкарак оскорбил тебя.
Да, оскорбил меня он. Но ты своим замечанием насчет верных слуг дал ему повод предположить, что я утратила твое расположение. Ты бросил трап, который Менкарак посчитал надежным, а когда он ступил на него, выбил доску из-под ног и спокойно наблюдал, как он плюхнется в воду. Ты ведешь свою игру, Джирал, ты играешь нами, настраиваешь нас друг против друга — ради собственной безопасности и удовольствия. Но когда-нибудь ты просчитаешься, и те, у кого ты выбьешь из-под ног трап, схватят тебя за ноги и увлекут за собой.
— Приношу извинения, мой господин. Разумеется, я премного благодарна вам за защиту моей чести.
— Надеюсь, что так оно и есть. Ты ведь знаешь, без подготовки против Цитадели идти нельзя. Дело сложное, тут важно не нарушить баланс, а это непросто даже в лучшие времена.
Она склонила голову в согласии — поступить иначе было бы рискованно.
— Да, мой господин.
— Тебя там не любят, Аркет, — нудным тоном наставника произнес Джирал. — В их глазах ты — последнее напоминание о безбожных кириатах, и это им не нравится. Истинно верующим не по вкусу, когда они сталкиваются с неверными, которых невозможно покорить и которые не нуждаются в покровительстве, — со стороны это слишком похоже на пусть и небольшой, но все же изъян в идеальном плане Бога.
Аркет украдкой взглянула на Ракана, но капитан хранил стойкое спокойствие. Если, по его разумению, слова императора и граничили с ересью — а так оно и было, — то он никак не дал понять, что его это беспокоит. Что касается двух телохранителей, застывших по обе стороны от трона, они вполне могли сойти за бездушные каменные изваяния.
И все же…
— Может быть, мой повелитель, нам стоит поговорить о Хангсете?
— И то верно. — Джирал прочистил горло, и в какой-то момент Аркет показалось, что он благодарен ей за своевременное вмешательство. Не поймал ли он себя на том, что слишком раскрылся в последней своей реплике? Не было ли за словами «тебя там не любят» не только сочувствия к ней, но и горечи, жалости к себе самому? Правитель, восседавший на Вечном троне, имел в своем распоряжении огромную власть, но ему приходилось учитывать великое множество нюансов и иметь дело с множеством деликатных проблем.
— Мы говорили, мой господин, о…
— Да, я помню. О той сумасшедшей, Элит, и о ритуалах, которые, как ты сказала, она все же не исполнила. Продолжим отсюда.
— Господин, она исполнила несколько ритуалов.
— Я так и думал. При всех его недостатках Менкарак не показался мне лжецом. И что же, она сделала это по твоему наущению?
— Да, мой господин.
Джирал вздохнул и, облокотившись на ручку трона, устало посмотрел на Аркет исподлобья.
— Полагаю, у тебя есть на то удовлетворительное объяснение.
— Надеюсь, что есть, мой господин.
— Тогда, может быть, ты развеешь мои сомнения? Потому как сейчас получается, что мой советник, один из моих приближенных, признается в колдовстве и сотрудничестве с врагом государства.
— Думаю, никакого колдовства не было, мой господин.
— Вот как…
— Хангсет определенно подвергся нападению некоей силы, обладающей технологиями, к которым у нас нет доступа, и Элит думает, что она помогла вызвать эту силу. Но говорить о ее причастности к произошедшему нельзя — речь можно вести лишь о простом совпадении. Я уговорила Элит повторить то, что она считает ритуалом общения с нападавшими, и, как и следовало ожидать, ничего не произошло.
Ничего, если позабыть о том, как по спине у тебя побежали мурашки, когда за час до рассвета Элит встала у каменной фигуры на краю обрыва, протянула в просительном жесте руки и запела. То было даже не пение, а какое-то дикое, аритмичное причитание, в котором текучие северные звуки растягивались в крик и улетали, брошенные на волю ревущего морского ветра, сливались с ним и с шумом моря до такой степени, что их уже невозможно было разделить. В этих заклинаниях слышались вековая мука, боль и страдания. И в какой-то момент — разве не так, Аркиди? — тебе показалось, что там, за завесой ветра и мрака, есть нечто каменное, нечто могучее и жестокое, что должно отозваться на зов.