— Простите, госпожа… — прохрипел он едва слышно. — Мы пытались их остановить, но они забрали ее.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Последующие дни прошли для Рингила будто в лихорадочном бреду после полученной в сражении и незаживающей раны.
Было ли это состояние результатом манипуляций Ситлоу, использовавшим его для каких-то своих целей, или нормальной человеческой реакцией на пребывание на олдраинских болотах, он не знал. А если бы и знал, легче бы от этого не стало. Казавшиеся реальными ландшафты и интерьеры вдруг таяли, оплывали, как наклоненные к огню восковые стены, но за ними, что еще хуже, мерцало что-то холодное, как отражение Обруча в воде, и оттуда шло ощущение пустоты, такое пронзительное, что хотелось свернуться и заплакать. Какие-то люди приходили и уходили, склонялись к нему и с жуткой доверительностью нашептывающей на ухо змеи делились с ним загадочными фрагментами мудрости. Кого-то из этих посетителей он знал, в других было что-то кошмарно полузнакомое, подсказывавшее, что он знал бы их, если бы жизнь повернулась чуточку иначе. Они, по крайней мере, делали вид, что знают его, и именно логика их посылок пугала больше всего.
— Если это правда, — разглагольствовал Шалак теплым летним вечерком в саду за лавкой, — если верно, что страна олдраинов пребывает вне времени или на мелководье, у берегов времени, то его ограничения не применимы ко всему там происходящему. Вы только подумайте. Не обращайте внимания на сказки про то, как молодые люди, соблазненные олдраинскими девицами, проводили на болотах ночь, а затем, вернувшись наутро домой, узнавали, что прошло уже сорок лет. Это мелочи. Недостаток времени предполагает и недостаток ограничений на то, что может случиться в каждый данный момент. Вы одновременно проживаете миллион различных возможностей. Представьте, насколько трудно выйти живым из такой ситуации. Представьте, как легко сойти с ума.
— Подумайте, — повторил он и, наклонившись поближе, прошептал: — Поцелуй нас, Гил.
Рингил вздрогнул. Шалак задрожал и рассеялся. Вместе с ним исчезла часть сада. Из оставшегося на ее месте тумана вышел Флараднам. Вышел и как ни в чем не бывало сел напротив.
— Дело в том, Гил, что если бы я занял такую позицию при Гэллоус-Гэп, где мы все были бы сейчас? Уж я бы точно целым не выбрался.
— Какую позицию? — Рингил тупо потряс головой, вглядываясь в черные, как антрацит, черты кириата и не находя ни шрамов, ни даже царапинок. — Ты и не выбрался, Нам. Ты там и остался. Умер под ножом костолома.
Флараднам поморщился, словно услышал неудачную, оскорбительную для его вкуса шутку.
— Перестань. Если не я, то кто же руководил наступлением?
— Я.
— Ты?
— Да! Я. — Он сорвался на крик. — Ты же умер, Нам. Отдал концы. Мы бросили тебя. Даже не похоронили, оставили тело ящерицам.
— Гил, да что с тобой? Ты нездоров.
И так далее.
— К этому вообще можно привыкнуть? — спросил Рингил у Ситлоу, когда они сидели у мирно потрескивавшего костра. К поднимавшемуся дымку примешивался густой аромат сосновых иголок. — Ты долго привыкал?
Двенда удивленно посмотрел на него.
— Привыкнуть к чему?
— А ты как думаешь? Ко всем этим призракам, посещениям. Только не притворяйся и не говори, что ты их не видишь.
Двенда кивнул, но скорее себе, а не спутнику.
— Не буду. Конечно, ты прав, я их вижу. Но не так, как ты. Это не мои альтернативы, и для меня они ничего не значат. Я вижу лишь некое мельтешение вокруг тебя, вот и все. Что-то вроде тумана. С людьми так всегда.
— Ну да, — раздраженно бросил Рингил. — Только вокруг тебя никакого тумана не видно. Когда я этому научусь?
— Думаю, не скоро. — Двенда смотрел на огонь, и лицо его ничего не выражало. — Насколько мне известно, до сих пор никому из людей это еще не удавалось, разве что… но нет, он ведь был не совсем человеком.
— Кто?
— Не важно. — Ситлоу поднял голову и печально улыбнулся. — Ты спрашиваешь, сколько потребуется времени. Честно говоря, не знаю. Я с этим родился, как и все мы.
Потом они долго шли по узкой лесной тропинке, сначала между деревьями, потом вверх по склону холма. Глядя в спину широкоплечему двенде, Рингил думал о том, как странно, что он так легко, не задавая вопросов, подчинился чужаку. В этом было что-то неправильное. Просачивавшийся между кривыми стволами бледный свет помогал не терять из виду дорожку, но по-настоящему светло не становилось.
— Куда идем?
— Куда ты хотел, — бросил через плечо двенда, не оглянувшись и даже не замедлив шаг. — Выполню за тебя твое обязательство.
— И с какой же стати?
Ситлоу многозначительно ухмыльнулся.
— У тебя короткая память, Рингил Ангельские Глазки.
— Хорошо, что еще хоть что-то помню, — проворчал Рингил. — В таком месте…
Он зябко повел плечами.
В саду какой-то седой солдат в форме императорской армии, сказав, что знает его, ударился в воспоминания о кампаниях в пустыне, в которых Рингил никогда не участвовал.
— А ведь мы предупреждали старика Эршнара не уходить с холмов. Не слушали. Эти придурки понятия не имели, что такое война в пустыне. Неудивительно, что до нашего подхода чешуйчатые порвали их на куски. Помнишь, что они сделали с его ребрами? Помнишь, каким оставили?
— Не помню. — Ответил поспешно — в голову уже лезли страшные картины с пропеченного солнцем, незнакомого берега. — Говорю же, меня там не было.
— Знаешь, я потом несколько месяцев не мог избавиться от кошмаров. — Солдат как будто и не слышал его протестов. Наверно, ему, как и всем им, просто нужно было выговориться, тогда как Рингилу, чтобы жить дальше, оставалось только сопротивляться, отказываться, отбиваться в меру сил от всех этих призраков с их небывальщиной. — Да и сейчас такое бывает, особенно летом. Просыпаюсь с криком, в поту, а перед глазами они, лезущие из песка чешуйчатые рожи.
— Чешуйчатые пришли с моря, — твердо сказал Рингил. — В пустыне их не было. Они выползли из западного океана, и туда мы их загнали. Это я помню, так все и было. А тебя в глаза не видел.
В глазах солдата отражались удивление и обида. Такое же выражение было у Дарби, когда Рингил предложил ему денег. А какое было, когда его убил Искон Каад? Рингил пристыженно отвернулся.
— Держись, Гил, — пробормотал, не глядя ему в глаза, Милакар. Старый солдат пропал, но сад остался. — Так оно лучше.
— Да? Кому лучше?
— Тебе никто зла не желает.
— Что за чушь ты несешь. У самого дом в Глейдсе.
— Вон оно что. Понятно. По-твоему, Глейдс только для Эскиатов? А мое место в трущобах?
Рингил усмехнулся.
— В чем дело? Хочешь быть таким, как я? Смотри не перестарайся.
Милакар отвернулся. Рингил ждал, что он вот-вот растворится, как и старик солдат, а потом понял, что хочет, чтобы он остался.
— Жаль, что с Гиршем так случилось, — сказал он торопливо. — Надеюсь, Эрил успел уйти.
Милакар только махнул рукой — сердито, не оборачиваясь. В глаза Рингилу он так и не посмотрел.
Выйдя из сумрачного леса, они пробирались между громадными камнями, как будто выраставшими из белого песка. Сколько они так шли, Рингил не знал; последним, что он помнил ясно, был сад, а до него вроде бы какая-то тропинка в лесу. Внизу, заключенный в рамку с зубчатым верхним краем, открывался вид на берег с кромкой прибоя. В ночном небе над морем сияли с десяток звезд и…
Рингил остановился как вкопанный.
— Это что еще за хрень?
Ситлоу, задержавшись между двумя булыжниками, лишь слегка повернул голову.
— Это луна.
Рингил вытаращился на висевший над горизонтом грязновато-желтый диск с темными пятнами.
— Похожа на солнце, — прошептал он. — Но какая ж старая. Как будто выгорела. Поэтому и свет слабый?
— Нет.
— А это не тот Небесный Дом, о котором говорят махаки?
— Нет, не он, — с нетерпеливой ноткой ответил двенда. — Не отставай. Это не только наша территория.