Но сейчас у него нашлись другие дела.
Барон Кархаусен был один, и Хельмут смог беспрепятственно зайти в его шатёр, лишь многозначительно кивнув стражникам. Он обнаружил Адриана сидящим на деревянном раскладном стуле — на коленях у него лежал меч, в пальцах был зажат небольшой оселок, но взгляд барона был устремлён не на оружие, а куда-то вперёд и чуть вверх, туда, где сходились своды серого шатра. Ясно, что его не интересовала полировка меча, что он задумался и напрочь забыл обо всём… И легко было догадаться, что думал он, скорее всего, о сестре.
В шатре было довольно тепло и даже душновато, особенно по сравнению с царящей снаружи прохладой. Сам барон Адриан выглядел так, словно только что вернулся с прогулки: плотный белый дублет, синий плащ сверху… А каштаново-рыжеватые волосы, обычно аккуратно зачёсанные, рассыпались в беспорядке, спадая на лицо неровным каскадом.
Зайдя в шатёр Кархаусена, Хельмут тут же ощутил этот знакомый запах трав и ладана — он был таким слабым, едва уловимым, но всё же то и дело давал о себе знать, щекоча нос и лёгкие. И сердце мгновенно разболелось, словно его сжали в стальных раскалённых тисках.
Хельмут замер у входа и прочистил горло, надеясь, что его заметят.
Барон Адриан тут же пришёл в себя и посмотрел вперёд. Почему-то сначала улыбнулся, а потом, увидев, кто к нему пришёл, прикрыл глаза и вздохнул. Хельмут невольно приподнял бровь в недоумении. Кажется, ему не рады… Доселе он с бароном Кархаусеном почти не разговаривал, лишь изредка перебросился разве что парой-тройкой слов. Так с чего такое разочарование в его взгляде? С чего этот тяжёлый вздох?
Лишь потом Хельмут понял, что Адриан, видимо, по привычке ожидал увидеть у входа в шатёр сестру, забыв на миг, что она погибла.
— Простите, если мешаю, — подал голос Хельмут. Барон Кархаусен одарил его тяжёлым взглядом.
— Да нет, не мешаете, — наконец-то ответил он. — Проходите, присаживайтесь.
С этими словами он резко вскочил со стула, чудом не уронив его, поднял прислоненные к нему ножны и со скрежетом убрал в них меч. При этом ножны барон Адриан тут же прикрепил к поясу, будто собирался в битву. Хельмуту стало не по себе, однако он взял себя в руки, уверенными шагами прошёл в глубь шатра, но занимать освобождённый стул пока не спешил.
Он заметил, что барон Кархаусен постоянно пытается спрятать взгляд, не смотреть в глаза, отворачивается и наклоняет голову… Это тоже напрягало, но Хельмут решил не подавать виду. Перед ним стоял человек, которого постигло ужасное горе, и не стоило винить его за чересчур нервные жесты или желание отвернуться.
— Вы к сестре? — бросил Адриан, сцепив пальцы в замок и тут же расцепив. — Боюсь, вы опоздали. Её уже давно отвезли домой.
В отличие от Кассии, он говорил на чистом драффарийском, без каких-либо проявлений шингстенского говора.
— Я знаю, — кивнул Хельмут. — И мне… мне очень жаль. Примите мои соболезнования, ваша светлость.
Ему было невыносимо больно осознавать, что он так и не попрощался с Кассией. Не взглянул на неё напоследок, не прикоснулся губами к холодному лбу… Видит Бог, она была по-своему дорога ему. Он испытывал к ней исключительно дружеские чувства, но этого было достаточно, чтобы сейчас его душу раздирала гнетущая тоска и боль потери. Кассия помогала Хельмуту, она поддерживала его в трудные минуты, давала советы и всегда оставалась такой светлой, такой весёлой… Он даже с горечью подумал, что и перед смертью девушка могла улыбаться.
— А я знаю, — вдруг подал голос барон Адриан, — что вы с моей сестрой были… достаточно близки.
— Не настолько, как вы могли подумать, — резко поднял голову Хельмут — но барон Кархаусен всё ещё не смотрел в его сторону, отвернувшись. — И Кассия, помнится, говорила, что вы ничего не видите… — Он сдержанно усмехнулся, надеясь, что барон Адриан этого не заметит.
— Она так думала, — отозвался тот, окончательно повернувшись к Хельмуту спиной. Слышно было, что голос барона Кархаусена дрожит, и ему приходилось делать долгие паузы, чтобы унять эту дрожь и говорить ровно. — На самом деле я давал ей много свободы, а то, что обо мне шли слухи как о строгом брате… — Он вздрогнул — или просто пожал плечами, но выглядел этот жест донельзя дёрганно. — Я хотел, чтобы она была самостоятельной, чтобы она сама могла за себя постоять…
«Жаль, — подумал Хельмут, — судьбе плевать на то, чего ты хотел». Вслух сказать это он не решился.