А откуда-то с севера, из фарелльской столицы, из далёкого города Льорке, навстречу его величеству Альвару ехал государь Фарелла.
И это означало, что война, вероятно, близка к своему завершению.
***
Заканчивался последний снежный день того года. Из-за лёгкого снегопада вещи на повозках — сундуки и мешки с одеждой, доспехами, оружием, провизией и многим другим — накрыли плотной тканью, чтобы ничего не промокло, не заржавело и не испортилось по пути домой. Многие дворяне, правда, сейчас отправлялись не по родным замкам, а на Королевский остров, чтобы отпраздновать победу. Но тащить за собой все личные вещи было бессмысленно — поэтому их погружали на многочисленные повозки, запряженные лошадьми, и готовили к отправке по домам.
Генрих, уже несколько раз проверивший готовность собственных вещей, теперь стоял, опершись о повозку, и наблюдал, как Хельмут, очень взволнованный и разозлённый, ругался со своим управляющим. Это отчего-то безумно умиляло — молодой человек в моменты гнева выглядел особенно очаровательно. Белые снежинки путались в его золотых волосах, застревали в серой оторочке мехового плаща… Закончив разговор с управляющим, Хельмут резко стянул перчатку с руки и провёл ладонью по лбу и глазам, будто у него болела голова. Хотя, может, так оно и было… Вся эта суматоха, начавшаяся после подписания мирного договора с Фареллом, утомляла едва ли не сильнее, чем битвы и переходы.
Поправив распахнувшийся плащ, Хельмут поёжился и быстро приблизился к Генриху. Снег под ногами таял, дорожная пыль намокала и превращалась в грязь, и их сапоги, до блеска начищенные и натёртые, мгновенно покрывались пятнами.
— Ты, я смотрю, спокоен как никогда, — заметил Хельмут, тоже облокачиваясь о повозку.
Генрих усмехнулся.
— Война закончена — из-за чего теперь волноваться? — Он подался вперёд, отстраняясь от жёстких досок.
— Ну, например, из-за того, что в мирное время порой бывает не легче? — сумничал Хельмут, скрестив руки на груди. Кучер на козлах взмахнул поводьями, но он этого не увидел, и, когда повозка резко тронулась, едва не упал, потеряв опору. Генрих сдержанно рассмеялся в кулак
Но, пожалуй, Хельмут был прав. По возвращении домой их всех ждало немало забот, трудностей, непростых решений… Война ударила не только по завоёванным территориям: даже в бьёльнсих землях сейчас найдётся немало проблем, которые ещё не раз заставят Генриха понервничать. Налоги, урожай, поредевшее после ожесточённых битв население… Главное — не допустить голода и бунтов, с этим после затяжной войны справляться ещё тяжелее.
— Ну вот зачем ты мне напомнил? — Генрих посмотрел на Хельмута с наигранным укором. — Теперь ни о чём хорошем думать не получится.
— Думай обо мне, — широко улыбнулся Хельмут, убирая за ухо прядь волос.
Генрих хотел ответить колкостью на колкость, но не успел — из-за плеча друга, в десятке метров от них, он вдруг увидел Гвен. На ней был простой суконный синий плащ; из-под белого платка виднелись две чёрные косы, перевязанные голубыми лентами. Она что-то доставала из своей сумки и складывала в одну из повозок — видимо, необходимые лекарям вещи, которые хранились у Гвен как у помощницы и теперь должны были вернуться к их хозяевам.
Генрих не видел Гвен уже давно — с тех пор, как они отбили крепость Тоуллов. Она, конечно, мелькала среди лекарей, перебинтовывала солдат, но у него тогда не было времени подойти и попросту узнать, как у неё дела. Он, если честно, вообще не думал о ней и теперь не понимал, почему чувствует вину. Она ведь всего лишь простолюдинка, крестьянка, и даже их мимолётная связь не должна была стать оправданием… Но теперь Генрих корил себя за то, что не нашёл для Гвен хоть минутки. Она всё-таки спасла жизнь Хельмуту, а для Генриха в данный момент его жизни не было никого дороже этого юноши.
Гвен вскоре обнаружила, что он смотрит на неё, и улыбнулась. Она быстро переложила из сумки в повозку остатки вещей — какие-то маленькие сундучки и холщовые коричневые мешочки — и торопливо направилась к нему. Хельмут стоял к ней спиной, но, поняв, что Генрих смотрит куда-то будто сквозь него, обернулся.
И тоже улыбнулся. Кажется, вся его неприязнь к Гвен уже давно испарилась. Ну и слава Богу.
— Вы уезжаете? — спросила девушка после краткого приветствия.
— На днях, — кивнул Генрих. — А ты? — Он вдруг спохватился, осознав, что Гвен больше некуда уезжать.
Но она внезапно покраснела и опустила голову, пытаясь скрыть улыбку, — наверное, ей было приятно, что ему небезразлична её судьба.
— Я останусь здесь, — тихо проговорила она.