Правда, вышивка Кристине давалась с трудом, она портила одну канву за другой своими бездарными стежками, но сестра Эстер, украдкой вздыхая, утешала её и позволяла пробовать ещё. Успехов в каллиграфии тоже почти не наблюдалось: почерк у Кристины был резким, угловатым, крупным, писать именно так ей было удобнее, а потому ровных линий и петелек у неё не получалось, хоть убей. Закон Божий она старалась изучать прилежно: прочитала всю Книгу Божьего Духа, наизусть зазубривала молитвы и заповеди, посещала вместе с сестрой Эстер большинство месс в замковом храме Эори, но всё же богословские вещи её не очень занимали.
Куда интереснее были история и география, но их изучение она уже закончила. Риторика и дипломатия, преподаваемые господином Гленном, наводили на неё скуку. И лишь занятия по фехтованию, прежде с герцогом Вэйдом, а теперь — с капитаном Фостером, радовали её, вселяли в неё силу и бодрость. И пусть после них она уставала, пусть после них на её коленях появлялись синяки, а одежда рвалась, Кристина всё равно была счастлива посещать именно уроки фехтования.
Слава Богу, петь и играть на инструментах её не учили. Многих девушек в Драффарии обучали игре на лютне, арфе или скрипке, петь и сочинять стихи, но Кристину такая беда миновала. Она любила петь, но не долгие протяжные баллады из книг, которые сочинили знаменитые менестрели. Ей по душе были народные напевы, что затягивали женщины во время сбора урожая, жатвы и уборки или мужчины в тавернах, кузницах и гончарных мастерских. И уж тем более она не хотела, чтобы какой-нибудь учитель, заглядывая ей в рот в прямом смысле, указывал ей, как правильно петь эти песни простолюдинов — у них ведь изначально не должно быть никаких правил!
Впрочем, была ещё одна наука, которой Кристина занималась с удовольствием.
Точнее, она бы сравнила это с искусством — написанием картин или сочинением музыки… Здесь была важна и точность, и логика, но и творческий момент тоже присутствовал. Фантазия, воображение, полёт мысли наряду с сосредоточением и умением точно рассчитывать каждый шаг, каждое движение, каждый взгляд создавали нечто невероятное, необъяснимое, сверхъестественное…
Речь шла о магии.
Кристина открыла в себе магический дар в девять лет — спустя несколько лун после смерти мамы. Она долго не могла прийти в себя после этой потери, ходила замкнутая, редко отвечала на вопросы и часто плакала, особенно по ночам, когда никто не видит. Она была ещё маленькой, чтобы толком осознать и описать свои чувства, но помнила до сих пор, как пусто, как больно было в груди, словно что-то грызло, точило её там, внутри. Каждая мысль о маме вызывала приступы слёз и удушающие рыдания.
Отец, конечно, утешал её как мог — он и сам безумно страдал, и оттого, что Кристина редко видела его улыбку, ей становилось только хуже. Именно тогда лорд Джеймс начал седеть — а ведь ему было всего тридцать пять! Они вдвоём поддерживали друг друга изо всех сил, но всё же этих сил не хватало ни так внезапно овдовевшему Джеймсу, ни уж тем более маленькой Кристине.
В тот момент её спасло два обстоятельства, и первым из них как раз было открытие магического дара.
Поздней осенью того же года Кристина сильно заболела: горло першило и разрывалось кашлем, нос заложило, жар и холод попеременно охватывали её тело, и не помогало ничего: ни отвары, ни согревающие компрессы, ни сборы трав. Лекари делали всё, что могли, но этого оказывалось недостаточно. А отец решил, что девочка заразилась от матери неизлечимой чахоткой и теперь он потеряет и её. Конечно, вслух он этого не говорил, но Кристина видела обречённость и бесконечную тоску в его взгляде и понимала, что он уже почти смирился с тем, что лишится дочери вслед за женой.
— Маленькая моя, — говорил отец, обнимая её: он думал, что это чахотка, но всё же не боялся заразиться. Кажется, ему было совсем плевать на своё здоровье и жизнь. — Маленькая моя, ты только держись… Побудь со мной подольше, пожалуйста.
Но Кристина не собиралась умирать. Да, она чувствовала себя просто паршиво, и тоска по матери лишь усугубляла болезнь, но эта безнадежная печаль в глазах лорда Джеймса её страшно разозлила. Она сама не поняла, как и когда именно пошла на поправку. Сначала исчезла лихорадка, потом перестало болеть горло… Вскоре Кристина спокойно вставала с кровати и ходила по комнате, несмотря на слабость. Лекари советовали свежий воздух, но при спуске по лестнице кружилась голова, поэтому служанки на несколько минут открывали окна её комнаты, чтобы она успела подышать. Позже она всё же смогла выходить наружу, гулять по двору и наслаждаться прохладным осенним воздухом, пахнувшим влажной травой, осенними листьями, землёй и дождём.