Противник попытался ударить Хельмута по ноге, но ему удалось поставить блок и даже чуть кольнуть фарелльца в бедро острием меча. На серой ткани его штанов выступило небольшое пятно крови, но врагу, кажется, всё было нипочём. Сжав зубы, он напал снова, Хельмут отбил целую серию его ударов, при этом едва не упав с коня — держать поводья и управлять весьма взволнованным жеребцом только одной рукой было нелегко.
Он улучил момент и нанёс колющий удар под ребро — противник в это время как раз ослабил защиту туловища. Меч вошёл с большим трудом, нежели в шею, но всё же вошёл и пронзил врага насквозь. Тот ещё пару секунд смотрел на Хельмута внезапно остекленевшим взглядом, а потом рухнул ничком на шею своего коня, зарывшись лицом в гриву. Конь, ощутив лёгкость и осознав, что им больше не управляют, понёсся прочь, к деревьям; труп рухнул на землю, в ворох чёрной золы.
Бьёльнцы теснили фарелльцев: Хельмут озирался и видел, что фуражиров стало значительно меньше, что на некоторых из них его люди набрасывались по двое-трое и быстро забивали точными ударами мечей в грудь или голову. Теперь к трупам крестьян на земле прибавлялись ещё и трупы тех, кто их убил.
До ушей Хельмута снова донёсся душераздирающий женский крик. Он глянул в сторону колодца и обнаружил, что на единственную живую селянку накинулся один из фуражиров. Неизвестно, на что он рассчитывал: ему бы лучше побежать прочь, чтобы спастись от бьёльнцев, или хотя бы взять меч и начать защищаться, а он напал на беспомощную девушку… У Хельмута заскрипели зубы и засвистело в ушах от злости, он взмахнул поводьями, посылая коня вперёд, и на ходу прикончил проклятого фарелльца мечом — пронзил его спину и тут же извлёк из мягкой плоти полностью окровавленный клинок.
Сражение длилось не дольше десяти минут, больше времени бьёльнцы провели в этом месте, разгребая его последствия.
Гвардейцы быстро потушили те дома, что ещё не успели прогореть до основания. От некоторых остались каменные фундаменты, кое-где торчали уцелевшие печи. У одного дома сгорела лишь крыша, а стены остались целы. Но в большинстве своём деревня была уничтожена: остатки горящих домов залили водой и закидали землёй, и весьма обширная некогда весь превратилась в сплошное пепелище.
Девушка всё ещё сидела у колодца, прижавшись спиной к камню и дереву. Она закрыла лицо испачканными в крови руками, а трясло её так, что Хельмут испугался за её состояние. Ранить её не успели, но эта дрожь не предвещала ничего хорошего. Правда, рыдала девушка тихо: судя по всему, сорвала голос, когда кричала. Её чёрные волосы растрепались, выбившись из-под серой, замазанной копотью и грязью косынки, а подол коричневого платья изорвался так, что его, наверное, уже невозможно будет починить.
Хельмут спрыгнул с коня, кидая окровавленный меч в ножны (вытереть его можно и после), резко сорвал с себя фиолетовый плащ — посеребрённая фибула упала в политую кровью траву — и, присев на одно колено рядом с девушкой, накинул его ей на плечи. Она, впрочем, никак не отреагировала на это, продолжая трястись и рыдать, закрыв лицо руками.
— Есть свежая вода? — бросил Хельмут через плечо — его люди вытаскивали почерневшие трупы крестьян из-под обгоревших брёвен и тушили ещё бьющиеся в отдельных местах язычки пламени. Один из гвардейцев отвязал от своего седла сумку, извлёк из неё флягу и отдал Хельмуту. Тот протянул её девушке, но она не шевельнулась. — Пожалуйста, послушай, — позвал он. — Нам нужно уходить отсюда, слышишь? Мы заберём тебя в безопасное место.
Девушка не убрала рук от лица, но всхлипывать перестала. Хельмутов плащ сполз с её плеча, и он поправил суконную ткань, заодно приобняв бедняжку. Она ведь наверняка поняла, что он — не враг, но, видимо, была слишком потрясена, чтобы отвечать.
— Вот, выпей, — сказал он, стараясь сделать голос как можно более спокойным и ласковым. Это не составило особого труда — стоило лишь представить, что на её месте была Хельга. — Пожалуйста… — Он запнулся — не знал, как к ней обращаться, естетсвенно, она ему не представилась. — Чем раньше мы отсюда уйдём, тем быстрее тебе станет легче.
Но воду она не брала, и ему пришлось, отлив в ладонь несколько капель, брызнуть ей на не прикрытое руками пространство лица: верхнюю часть лба и виски. Девушка вдруг снова сильно вздрогнула и — о чудо! — убрала руки. Хельмут тут же, смочив край плаща водой из фляги, остудил её лоб и стёр со щёк слёзы.
— Выпей, — повторил он.
Девушка попыталась взять флягу, но руки её слишком тряслись, пальцы, видимо, одеревенели, и она уронила её, вылив воду себе на колени. Тут же сжалась, будто в предчувствии боли, зажмурилась и пролепетала севшим голосом: