Отправив в бой основную часть войска, Генрих заволновался ещё сильнее. Весь последующий час он ходил туда-сюда по замку и его внутреннему двору, проверяя, всё ли в порядке, готовы ли солдаты, хватает ли оружия и лат… При этом он едва не забыл облачиться в доспехи сам.
Генрих бросился к оружейной, где в сером полумраке солдаты подбирали шлемы и копья. А у дальней стены он обнаружил Хельмута — он, сидя на небольшой белой скамейке, нервно вертел в пальцах один из своих многочисленных метательных кинжалов. Будто надеялся метнуть этот кинжал, чтобы тот пролетел километры к северу, преодолел леса, горы и крепости и вонзился прямо в сердце фарелльского короля, затеявшего эту войну из-за своей гордости и амбиций, из-за желания заполучить во владение ещё больше земель — ещё больше власти…
— Всё-таки идём? — встрепенулся Хельмут, обнаружив Генриха в оружейной. — Давай я поведу подмогу.
Генрих замер и посмотрел на него вопросительно.
— Не надо, — холодно отозвался он. — Я поведу сам.
— Нет, ты… ты?! — Голос Хельмута эхом отразился от стен и взлетел под потолок.
— Именно.
За всё это время Генрих уже не раз пожалел, что не успел найти оруженосца, прежде чем наступила война, но сейчас Хельмут подвернулся под руку как нельзя кстати. Он быстро помог ему надеть доспехи, то подавая наплечник или наколенник, то застёгивая ремень, то поправляя стёганку. При этом он настойчиво пытался отговорить Генриха идти в битву, заикаясь и запинаясь от волнения, что вызывало лишь усталую улыбку. Очевидно, что Хельмут беспокоится, но ведь и Генрих беспокоился за него, когда тот участвовал в прошлой битве… Пришла пора им поменяться местами.
— Я же буду не один, — пожал плечами он, заодно проверяя, хорошо ли сидит горжет. — Герцог Рэйкер и Вильхельм уже там, пускают фарелльцев на фарш.
— Надеюсь, Вильхельм не будет творить всякую ерунду… — буркнул Хельмут и как следует затянул ремень набедренника.
— Ты о чём? — переспросил Генрих, опустив голову — друг стоял на одном колене, возясь с защитой ног.
— Да так… беспокоюсь, — после недолгой паузы отозвался Хельмут. Он поднялся и внимательно оглядел плоды своих стараний: доспехи сидели идеально. — Он же всё-таки мой друг, — усмехнулся он уже увереннее, погладив пальцами костяную изогнутую рукоять кинжала у себя в ножнах. — И он жених Хельги. Если с ним что-то случится… она же убьёт меня. — В голосе Хельмута звучала насмешка, но во взгляде вспыхнула тревога.
— С чего ты взял, что с ним что-то случится?
Вильхельм, несмотря на юный возраст, был отличным воином, он превосходно владел мечом и копьём и одинаково хорошо дрался как пешим, так и конным.
— Ну, захочется ему погеройствовать… — пожал плечами Хельмут. Возникло чувство, будто он что-то скрывает, будто он что-то знал о Вильхельме или они вдвоем задумали нечто… Ну или Генрих от волнения начал придумывать какие-то жуткие прогнозы, не соответствующие действительности. — Он последнее время стал каким-то… вспыльчивым, несдержанным… Ты не заметил?
— Вообще-то заметил, — признал Генрих. — Но он ведь молодой совсем, моложе тебя.
— Да ладно, всего на год. — Хельмут снова опустился на скамейку и похлопал по её поверхности рядом с собой: — Присядь, кстати. В атаку пока не зовут.
Генрих присел, звякнув латами.
— Ну да, но всё же… возможно, это его естественная реакция на войну, — сказал он, задумавшись. — Каждый реагирует по-разному: кто-то прячется, замыкается в себе, а кто-то — как Уилл… — Кузен, помнится, просил не сокращать его имя на ноллдийский лад, но сейчас ведь его тут нет, он не услышит. — Лезет во все передряги и пытается стать героем. Кто знает, — сдержанно ухмыльнулся Генрих, — может, у него и получится. И у твоей Хельги будет самый лучший жених из всех, что можно представить.
— Главное, чтобы она была с ним счастлива, — разумно заметил Хельмут, одной рукой поправив воротник синей рубашки. Сейчас, пока они жили в замке, он не терял возможности одеться понаряднее. Но потом, в походе лучше от этого отказаться. Иначе сам же будет переживать, что любимый шёлк рвётся, а зашить — некому, что блестящая вышивка линяет, что кружево треплется, превращаясь в настоящие лохмотья. — Но он ей, кажется, очень нравится, — продолжил Хельмут вспоминать свою сестру.