Снова кивок.
- И приведи это чучело в порядок. Пусть хотя бы ее не позорит.
Я не сразу понял, что речь идет обо мне. Ну и паршивка.
За окном загрохотал гром. Резко пахнуло мокрой пылью. Помещение заполнилось запахом озона, прохладного ветра, цветов с рынка и свежей выпечки из печки.
Присутствующие одновременно вскинули головы. Все-таки их прозвание говорило само за себя: в поведении постоянно прослеживалось что-то животное, дикое. Словно гончие псы, оставленные хозяйкой на привязи.
Тонкие губы на сером лице растянулись в теплую улыбку.
- Как думаешь, она вернется счастливой?
Карамельные глаза прикрылись в ответ.
- Не знаю. Но точно сплошь мокрой.
Хмыкнув, даже не попрощавшись, девчонка быстро скрылась за дверью. Было слышно, как она недовольно цокнула, стряхивая с плеч первые капли дождя и прикрывая прическу капюшоном. Вскоре ее торопливые шаги совсем затихли, потерялись в звоне голосящего рынка.
Молчание вошло в привычку. Я не люблю привычки, которые можно легко разрушить.
- Кто это такая?
Фран был не против продолжить нашу незатейливую игру в вопросы. Принимаясь за уборку, он не забывал утолять мое любопытство.
- Даная Либер. Одной из первых оказалась в окружении Госпожи. Единственная, кто знает о ней больше всех.
- Она охраняет тайну прошлого этого настырного ребенка?
Парень закрыл окно на задвижку, незаметно морщась от внезапного порыва ветра, и оглянулся на меня.
- Да. И, между прочим, у «этого настырного ребенка» тоже есть имя.
Мне нравились эти беседы. Такие непринужденные. Давно забытые. Не нужно тщательно подбирать слова, не нужно осторожничать или говорить загадками. Мы общались, словно старые друзья детства.
- И?
- Ее зовут Хамира Блэз.
Я откинулся на спинку и выдохнул в потолок.
- Мне это много что дало.
Смешок.
- А «истеричка» откуда сама появилась?
- Говорят, сбежала из прислуги или из рабов. Только мне что-то не верится.
Я понимающе усмехнулся и заговорщицки подался вперед, ловя лукавые искорки в карамельных глазах.
- Слишком гордая осанка? И подчиняющий взгляд?
- В точку, - Фран оторвался от работы и пожал плечами. - Хотя, кто знает, откуда на рынках появляются рабы.
Мне нравилось смотреть, как он протирает столы, расставляет посуду. Рождалось ощущение чего-то домашнего и родного. Его движения успокаивали.
- Слушай, - устал сидеть на месте. Ноги все также путались в штанинах, но теперь меня это лишь забавляло. За прошедшее время сил у меня немного прибавилось, - а что это за «выставки» такие? Почему вы так не хотите, чтобы девчонка туда ходила?
Тряпка застыла. Опять щекотливая тема. Я прямо мастер ходить по лезвию ножа.
В моем понимании выставки - это красочные представления нашего мира талантливыми людьми; такие можно увидеть в среднем городском кольце. Ну, в крайнем случае, так называли ярмарки; они часто проходили на ближайшем рынке по выходным. У зверей же это обозначало нечто иное.
- «Выставки»... - Фран задумчиво фыркнул и воровато оглянулся на меня. Не было у него никакого желания говорить о чем-то подобном, но мне любопытно, он это понимал - и отчего-то желал утолить мой интерес. - Так их впервые назвала Дана, за отвратительный показательный характер. Госпоже понравилось. Вот и прижилось. На самом деле...
Он замолчал. Я приготовился к самому страшному; кожей чувствовал, что реалии зверей настолько же жестоки и беспощадны, как и они сами.
- Знаешь, что такое Черный рынок?
Я кивнул. Глупый вопрос. Разве что грудные дети не знают, что это такое.
- Так вот, «выставками» мы прозвали аукционы на центральных площадях Черного подпольного рынка, - чуть помолчал, словно собираясь с мыслями. - Мероприятия по торговле людьми. «Распродажа тел».
Парень отвернулся. Изображая незаинтересованность, он пытался перевести дыхание; кажется, ему стало дурно - он еще не совсем отошел от нашего предыдущего разговора. Я его понимаю. Пришлось снова сесть, потому что дрожащие ноги отказывались меня держать. Поверить не могу, что мелкая целенаправленно ходила туда, чтобы смотреть на зверства и жестокость. Я видел подобный аукцион один раз в своей жизни, когда бежал от торговцев Черного рынка. Мне хватило, и более присутствовать при этом кошмаре я не желал.
«Распродажа тел»... Это не просто работорговля. Она и так процветала на улицах основных рынков в пространстве этого городского кольца. Да и за его пределами, если подумать - у подножия стен спокойно вывозили несчастных на продажу в другие районы и деревни, нелегально переправляли через море. В подполье, где находился Черный рынок, велись куда более жестокие и незаконные сделки. Каждый раз устраивался спектакль; настоящий цирк ужасов. Откуда брали жертв, никто не интересовался, но несчастным нельзя было позавидовать. На высокий помост выводили лот и пригвождали к сцене. Лишали возможности двигаться и сопротивляться; кровь начинала литься с первой же минуты. Каждое издевательство исполняли весьма искусно, чтобы товар смог дожить до окончания торговли.