Мне достали комплект настоящей чистой одежды. Не знаю откуда. Хамира лично одевала меня, рассматривала, оценивала. Постоянно что-то поправляла и пару раз даже подшила ослабшие пуговицы и распоротый карман. Пока сидела рядом со мной, заставив замереть и пригрозив в случае неповиновения иголкой, и сосредоточенно орудовала нитками, тихонько ворчала под нос про некачественную работу портных - я находил это таким очаровательным, что даже не мыслил ослушаться ее или отвлечь. Фран издалека ухмылялся и подмигивал, заставляя изредка фыркать ему в ответ. Семейная сцена, будоражащая в душе тонкие струнки забытого прошлого.
Законченный новый образ девчонка представила с нескрываемой гордостью. Мне подстригли отросшие за долгое время волосы, сбрили отвратительную кривую щетину, одели в достойный костюм. Даже новый плащ подарили, собственный, говорящий о моей прямой принадлежности к зверям. Единственные достойные тряпки, которые я надевал в своей жизни, - огромная одежда Франа. А теперь у меня появилась своя. Мягкая и прохладная.
Я был счастлив, безмерно рад; и даже совсем не старался этого скрывать. Не отдавая себе отчета, прижал ткань к телу. Всей грудью вдохнул странную смесь запахов подожженных ниток и стирального порошка. Сейчас я по-настоящему чувствовал себя свободным и живым.
Хамира отвернулась, пряча улыбку. Странное существо. Кажется, ей доставляет дикое удовольствие радовать других, пусть даже по мелочам.
А Фран открыто смеялся. Не надо мной. За меня.
***
Из пещеры мы вышли лишь ближе к вечеру. Только трое - я, Фран и девчонка. Все остальные давно исчезли и за два прошедших дня на глаза не показывались.
Мари заперла за нами двери. Как только приветливая девушка вернулась от родителей, ей радостно вручили нового мелкого члена семьи. Малыш крепко спал, совершенно спокойно реагируя на фантастическую реальность. Кивнув в знак понимания, Мари приняла ребенка и проводила нас до порога. На время сбора она осталась хозяйкой трактира, вместе с малышом и стариком Ларом, приковылявшим в середине дня. Как рассказал мне между делом Фран, Лар жил на рынке, где-то в этих маленьких домиках, служивших иногда складами. Хамира уговаривала его оставаться в пещере, убеждала, что это и его дом и ему здесь всегда рады, - но старик оказался упрямым и вредным. Утверждал, что он обуза, спать здесь не будет, чтобы не мешаться, но обязательно придет присмотреть за молодежью и их пещерой. В итоге, так и не переубедив Лара, девчонка покорилась его странным суждениям; правда, никому не сообщив, приставила пару зверей наблюдать за их ворчливым и старым сторожем.
Зажглись тусклые фонари; грязные стекла и мелкие насекомые создавали вокруг невообразимо тоскливые вспышки умирающего света. С рынка разбредались последние торговцы, уходили поздние ворчливые старушки-покупательницы. А публичный квартал, вопреки всему, расцветал сочными красками и звуками сладких голосов. Прохожих на улице совсем немного, по ночам мало кто рискнет высовываться из домов; лишь по яркой дорожке, ведущей прямиком к похоти и разврату, осторожно перебегали таящиеся люди. Вот квартал ожил, и его наполнила жаждущая толпа. Мы прошли мимо, сворачивая в узкие темные улочки; следом тянулся шлейф из женских духов и запаха секса.
Еще пара шагов, повороты - и на нас резко обрушилась тишина, будто квартал отрезали от реального мира толстым стеклянным куполом. Только мы, укутывающая город темнота и следящие за нашими движениями настороженные глаза. Казалось, Хамира совсем не торопилась. Шла медленно, иногда заглядывая в щели заколоченных окон, любопытно крутила головой, словно запоминая каждую мелочь. Яркие глаза цеплялись за незначительные выступы домов и незаметные фигуры бродяг. Перед ней расступались редкие, потерявшиеся во времени прохожие; практически шарахались, не замечая даже преграждающих путь стен и углов. Подозреваю, их паника начиналась из-за шедшего сзади Франа.
Все, что мне надо было знать о собрании и зверях в целом, Фран обещал рассказать уже на месте. Наглядно продемонстрировать, так сказать. И по моим ощущениям, его рассказы будут далеки от жестоких сплетен простого народа.
Я не возражал. Мне уже нравилось идти рядом с ними в тишине. И чувствовать, что, по крайней мере, сегодня меня не бросят. Я под защитой.
Последние редкие брызги заходящего солнца неожиданно ударили в глаза; мы с Франом невольно зажмурились и постарались отвернуться. А Хамира, шедшая впереди, с удовольствием подставила лучам бледную кожу. Недалеко от нас послышались призывные завывания, протрубил горн, его печальный звук смешивался с громкими восторженными голосами. Девчонка резко открыла глаза; со стороны казалось, что зрачки ее сузились, яркая радужка блеснула озорными огоньками. Губы Франа растянулись в восхитительном оскале.