Позже, намного позже я жалел, что мы пропустили ее вперед, - Хамира не должна была видеть того, к чему сейчас был прикован ее животный взгляд; того, что увидел потом и я.
Размягченное от вылитой воды дерево стонало, создавая опасность в любой момент обвалиться. Кто-то попытался вывести ее оттуда. Но девчонка не двигалась. Постояв немного, развернулась полубоком: стали заметны рубиновые капли, скользящие по подбородку; она зубами раздирала кожу, вгрызаясь в мясо. А на пыльных щеках остались длинные мокрые дорожки от слез, беззвучных и горьких. Семья замерла. Фран, до этого метавшийся из одной стороны в другую, внезапно застыл, обратив встревоженное лицо к госпоже. Дана опасливо шагнула вперед, протягивая к опустившей голову малышке дрожащую руку.
Хамира проигнорировала абсолютно всех. Сейчас для нее не существовало ничего, кроме тлеющего дома. Не поднимая головы, медленно отошла от шипящего здания, пару раз споткнувшись о неровные камни мостовой. И остановилась, как вкопанная, посреди серой улицы, уже со всех сторон забитой народом. Не произнесла ни слова, не издала ни звука. На землю падали крупные капли, но ее лицо не выражало ничего. Она замерла, как перед прыжком, широко распахнутыми, пульсирующими глазами буравя перекатывающиеся клубы пепла. По толпе прокатилась волна напряжения.
Даная, прошедшая к дверям после темноволосой, резко вскрикнула и до одури сжала руку рядом стоящего Франа. Их лица побледнели; тени неописуемого ужаса в глазах я запомнил навсегда.
Страх. Сильный, отвратительный, саднящий; пеленой окутывал каждого с ног до головы, он лишал последней возможности сбежать. Оцепенение передавалось от одного животного к другому, выражаясь лишь дрожащими голосами и широко распахнутыми глазами. Звери тоже умеют бояться.
И в следующий момент я сглупил. Подходить ближе, подчиняясь упрямой натуре, было ошибкой. Заглядывать внутрь, отодвигая при этом замерших ребят, - верхом безумия. Лучше бы я никогда этого не видел.
Из дверного проема тянуло мокрым дымом, туманом и остаточным жаром. Сердце замерло, а воздух просто исчез. Раньше я думал, что подобное бывает только в книгах, - пространство резко сжалось, сдавливая меня со всех сторон; весь шум с улицы в мгновение ока перестал существовать.
Я увидел это.
Прямо напротив меня, слабо выделяясь в тусклой полосе рассветного света, тихонько покачивался на подгоревших палках темный силуэт. В памяти навсегда остался ярко-оранжевый, осуждающий взгляд с кровавыми подтеками на нижних веках.
Я поздно узнал, какого цвета глаза у старика Лара.
Его вздернули под потолком, оставляя беспомощно болтаться. Толстая веревка в некоторых местах у потолка тлела, практически разрываясь на ветхие ниточки. Одежда порвана, покрыта расплывшимися кровавыми пятнами. Каждый свободный сантиметр обвисшей старческой кожи покрылся красными обожженными пятнами - либо добрался огонь, либо его пороли плетьми; я не был способен определиться, в таком состоянии соображал крайне туго. В раскрытый в беззвучном крике рот все еще скатывались рубиновые капли с побитого лица. Тонкие волосы выдраны, разбросаны клоками по перепачканному полу; среди них валялся изогнутый кинжал, который я лишь однажды заметил у старика за поясом. В этот раз он не успел им воспользоваться.
Серебристая дорожка из стариковских волос вела за уже обвалившуюся лестницу, туда, где буквально полдня назад Хамира с такой живостью готовила меня к собранию. К проломанному пополам столу. К тому самому, на котором незадолго до этого сидела девчонка, смешно барабаня по дереву кулаком. В образовавшейся в помещении тишине мне чудилось мерное, тягучее позвякивание, доносящееся от этого стола и раздающееся в мозгу разноцветными вспышками. Как смех, как дождь. Кап-кап. Кап-кап-кап...
Я сделал осторожный шаг внутрь. Глубже, ближе к отчаянию. Краем уха расслышал крики Даны и вой семьи. Зачем мне понадобилось заходить внутрь? Рассвет в окне слился с диким умирающим визгом.
Под ногой хрустнули обломки мебели. Слишком близко, слишком рядом. Горло перехватило, по спине прошел холодок. Я чувствовал, как по лопаткам медленно проходятся острые могильные когти, в легкие вгрызаются гниющие клыки. Страх.
Мне стало плохо. Не от того, что я здесь один. Наедине с трупом старика и запахом смерти. Нет. Потому что я почувствовал, что трупов здесь больше. Мне стоило лишь мельком взглянуть на разломанный стол, чтобы в конец отчаяться.