Фран стоял у окна, отвернувшись от нас, и вслушивался; не в беседу, не в возню во дворе, не в отголоски разговоров за стенами, а в шорохи над нами. Его, сейчас и всегда, интересовала только Хамира.
- А Мари... - Либер грустно покачала головой и свистяще выдохнула. Смерть девушки стала самой больной темой для семьи. - Мари особенная. Она у нас долго работала, практически с самого основания семьи. Раз в год мы отпускали ее к родителям, на неделю, навестить стариков. Иногда всего на два дня, как сейчас. Чаще не получалось - идти ей далеко, сама за себя она постоять не могла; да и если бы кто узнал, что ее родные связаны со зверьми, пиши пропало. Не хотели мы их подвергать опасности. Они и так считали нас какими-то спасителями, постоянно благодарили - ведь без нас, без Хамиры, никто не взял бы эту милую девочку на работу.
- Почему?
- Мари была нема; такие здесь никому не нужны. Понимаешь? Так что некому там было кричать. Некому...
Никаких криков не могло быть.
«Старик всегда говорил тихо и хрипло. А Мари нема».
Больше Дана не сказала ни слова. Словно даже памяти об этих людях более не существовало.
Ее объяснения не успокоили меня, наоборот - убийцы, скорее всего, знали об этих слабых местах. И воспользовались ситуацией, пока зверей, главной боевой силы, не было дома. Эти подонки... Кто-то из своих.
Но зачем, зачем нужно было трогать слабых, ни в чем не повинных людей? Девушку и старика?
О малыше словно все забыли. Дана его, вроде, и не видела ни разу; Фран не вспоминал. Кажется, он со всей уверенностью считал, что ребенок погиб в огне. И лишь я, с долей истерики, думал, что мальчонка жив, и мы могли бы его отыскать. Да только кто мне поверит...
После разговора Даная сразу же куда-то исчезла, предварительно перебросившись парой фраз с Элемалем. На мои расспросы о ее похождениях детина лишь безразлично пожимал плечами. Отвечать не желал.
Ему было плохо, кожей ощутимо, насколько плохо. Мари и Лар были его друзьями, семьей. Представляю, как сильно его душила боль. И еще мелкая скрылась ото всех, заперлась в четырех стенах. Как будто не понимала, как важна им ее поддержка.
Я мог мысленно ругать ее, чувствуя рядом вздрагивающего от кошмаров Франа и слыша завывания из соседних комнат. Мог злиться. Фырчать и грозиться. Но все-таки я понимал.
Ей тоже больно.
***
Все время мы провели в четырех стенах; выходить совершенно не хотелось. Видеть чужие лица уж точно. Секунды проходили мимо нас, мы не желали их замечать и считать. Нас всех разъедала тоска.
На четвертый день поступило предложение выломать чертову дверь и добраться до малявки. Что невероятно, поступило оно от меня. И, что самое невероятное, Фран его одобрил. Конечно, нам показалось с самого начала, что за такое халатное обращение с чужим имуществом Тотани живыми нас отсюда не выпустит. Но потом стало все равно.
Дверь в комнаты была прочная и массивная. Надежная, одним словом. Я слышал, что эти помещения принадлежат лично Зэиро; сейчас он отдал их мелкой хищнице. Где в это время носило самого главу дневной семьи, я понятия не имел.
Стучать было бесполезно, мы уже это знали. В глубине комнаты она практически невесомо вышагивала и шуршала. Слышался голос, на мгновение казавшийся совсем не ее. Что-то шелестело и пружинисто двигалось. Но, вопреки всему, на стук все так же никто не отвечал. Франческо осторожно примерился, разворачиваясь к входу плечом. Грохота будет много, шум поднимет эту стоячую тоску, расшевелит обессиливших людей. Шум расчистит нам дорогу к мелкой девчонке; заставит ее злиться и кричать, отчитывать нас. Она будет вынуждена поговорить с нами.
Может, именно этого мы вдвоем и добиваемся.
Я отошел на пару шагов назад, давая парню дорогу, и приготовился. С каким-то замиранием и задором ждал, когда же он вышибет эту дурацкую преграду. Меня охватывал нездоровый азарт, совершенно неуместный в данный момент.
Разбегаться Элемаль не собирался, для начала просто прицелиться и все рассчитать. Влетать по неосторожности в комнату ему тоже не хотелось. Но, как только Фран на пробу прикоснулся к холодной поверхности плечом, ручка сама щелкнула, и дверь отворилась. В проеме мелькнуло что-то яркое и быстро скрылось в глубине.
Переглянувшись, мы вошли, осторожно и несколько напряженно. На миг удалось кого-то увидеть, и это явно была не девчонка: слишком быстрое и по ощущениям чужое. И чересчур большое для нашего маленького монстра.
Внутри было холодно. И темно, насколько это вообще возможно в этом светлом доме. По комнате разбросаны бумаги и какие-то разорванные книги, на полу осколки чего-то стеклянного и при жизни красивого, упавшие полки и поцарапанная тумбочка, опрокинутая вверх тормашками. Двери, ведущие в соседние комнаты, плотно закрыты, кажется, даже заперты на ключ. Единственное огромное окно открыто, легкие шторы надувались парусами, мешая нам многое рассмотреть. У дальней стены, практически в самом углу, стояла кровать, небольшая и такая же темная, как и фигура, распластанная на ней.