Я взял в привычку перед сном пролистывать звериные документы. Разбираться в их делах доставляло удовольствие, я немного отдыхал от окружения. Герцогиня была рядом, я от нее совсем не прятался, в конце концов осмелев. Если буквально день назад я боялся шевельнуться при ней, то сейчас спокойно оставлял бумаги на столе. Она знает, с кем имеет дело; я замечаю любопытные взгляды, осторожные наклоны головы и неприкрытое внимание. Вслух она так и не произнесла ни слова, ни о чем не спросила. Но я спокойно разрешал вставать у меня за спиной, рассматривать и даже брать документы в руки. Между нами установилось хрупкое доверие.
Уровень тревоги достигал максимума. Я постоянно отвлекался, оглядывался по сторонам и места себе не находил. Накануне герцог уехал, на какую-то важную встречу; обещал приехать завтра днем. В коридорах не было слышно привычных шагов прислуги. Двор, в который выходили окна комнат, поразительно пуст. Словно мы одни в этой вселенной. Дворец вымер.
Герцогиня за все время так и не присела. Ходила рядом, нарезала круги вокруг, вздыхала и что-то тихо бубнила себе под нос; я даже интонации не мог разобрать. Пару раз она порывалась мне что-то сказать, но останавливалась на половине пути, качала головой и отворачивалась. Я ее не торопил, мы и без слов могли понимать друг друга; но она упорно пыталась завязать разговор, при этом вслушиваясь в пустынные коридоры.
Нервозность, собственная и передающаяся от беспокойной герцогини, плохо на меня влияла. Я запутался в документах, перестал соображать и воспринимать информацию; листы разложены передо мной, открыты и наги, а я не могу разобраться в простом акте по поставке продукции. И даже когда герцогиня наконец успокоилась, смиренно застыла у окна напротив, сосредоточенности это не вернуло. Я все так же хмурился, дулся и агрессивно тасовал бумаги, словно это могло помочь.
Через пару минут, наблюдая за бесплодными страданиями, со мной заговорили.
- Здесь подпись ставится на обратной стороне под числом. А основанием является оформленный ранее договор о поставке стали в кузницы при Береговой окраине. Месячной давности, если не ошибаюсь. Неужели трудно догадаться? Какой же ты глупый...
Я вздрогнул, откликаясь на знакомый ехидный голос, и начал беспокойно озираться. Кроме меня и девушки в комнате никого не было. Все двери плотно закрыты. Прошло прилично времени, прежде чем до меня дошло, что голос принадлежит ей.
Герцогиня тяжело вздохнула, еще больше уверовав в моей дурости, и подошла ближе; возможно, мой растерянный взгляд мог позабавить ее в другой ситуации, но на деле звучали лишь печальные нотки.
- Да, представь себе, такие дела, - откинула вуаль с лица и поправила короткие серые волосы. - Какая ирония, правда?
Я смотрел на нее, внимательно и недоуменно, стараясь понять, что происходит. А потом смог лишь выронить из рук документы и нелепо охнуть, подскакивая.
Передо мной стояла Даная.
Глава 15
Она стояла передо мной, невероятно красивая и величественная. Смущенно отводила глаза, поправляла драгоценности и пряди волос, разглаживала складки поблескивающего платья. За дрожащими уголками рта пыталась спрятать довольную улыбку. Моя реакция забавляла и доставляла удовольствие - мужское внимание и восторг приятны любой девушке. А привлекательной особе благородных кровей в особенности.
И тогда все вставало на свои места: и ее ехидные смешки при виде меня, разодетого и расфуфыренного; мимолетная ярость, вызванная отвратительными речами отца в сторону зверей; удовольствие от моих смелых и безрассудных слов; любопытные взгляды, адресованные знакомым ей документам. И ощущение спокойствия и надежности, установившееся между нами. Тогда я еще не осознавал, что доверие возникло не из-за симпатии, таинственного шлейфа или природной привлекательности одного из нас - мы просто знакомы.
Только одно непонятно: почему Дана пряталась от меня. Не показывала лица, не разговаривала, даже намека не подала, записки, например, с признанием. Сколько же терпения ей потребовалось, чтобы не сорваться и не раскрыть все карты сразу... И ради чего?
А Дана все улыбалась и наблюдала за моим оцепенением. В такие моменты я забывал, что эта леди может больно пришпорить словцом.
- Как же... Дана. Это ты?! - я заикался, от волнения забывая человеческие слова. Неверяще мотал головой, тер руками лоб, нарезал по комнате круги, постоянно возвращаясь к точенной фигуре довольной хозяйки. Ее волнение, ранее наполнявшее комнату, поутихло, практически исчезло. Она боялась мне признаться? Мне все равно. В груди разливалось тепло от сознания того, что рядом есть родное существо. С Данаей мы практически не общались раньше, мало виделись; но сближала семья. - Не может быть!