Жители с радостью начинали забывать, кто такие звери; жестокая власть низов исчезла, растворяясь в приторной обыденности. Но для меня они навсегда остались зверьми. Существами, живущими инстинктами и интуицией; отвергающие власть и чужие приказы, но готовые отдать жизнь за дорогих им людей и собственные идеалы. Я счастлив, что судьба подарила мне шанс быть рядом, не долго, практически мимолетно; но я был здесь, я был одним из них.
Мы с Хамирой теперь вместе, как я и обещал, навсегда. Кто бы мог подумать, с этой мелкой, настырной, вредной девчонкой... Уму непостижимо, теперь все ее выходки я воспринимаю с улыбкой. Потому что она своя, родная, домашняя. Пусть прохладная, порой колкая, но своя. Девушка-Волчица; женщина-Госпожа. Думаю, Тотани может ей гордиться. Точно так же, как она гордится каждым из своих ребят.
Они нас навещают. Приходит вся семья, по несколько человек, группками. Разговаривают, рассказывают о жизни; как и раньше, докладывают своему вожаку, просят совета; а меня подкалывают, как старшие братья, шутят и иногда смеются. Правда, совсем горько смеются, закусывая губы и пряча от нас перекошенные печалью лица. Мы ничего не можем поделать. Нам остается лишь невесомо улыбаться им в ответ. А иногда хочется и потрепать кого-нибудь по голове. Утешить.
Мы так надеемся, что они чувствуют наше присутствие.
Каждую неделю к нам обязательно приходит Даная. Плюет на все, сбегает и, скрываясь по кустам, предстает перед нашими ступенями. Она теперь важная персона; еще важнее, чем раньше - она сменила отца, встав во главе нашего города. Герцогине не пристало показываться в подобных мрачных местах и общаться с людьми такого низкого происхождения. Но ей было плевать, как и всю жизнь до этого. Все слуги это знали; и принимали, что их правительница «тайно» уходит к тем, кто ей всего дороже.
Либер стала старше; забыла, что такое капризы, ослиное упрямство и вредность. Сделала ответственность и верность данному слову своим кредо, поклялась не допускать ошибок своего отца. Мы тайно восхищались ею и немного завидовали; но она все так же не видела нас, как и во время боя.
Она прекрасна, роскошь и величие всегда были ей к лицу. Драгоценности, дорогие одежды, блеск и власть - это ее жизнь, единственная верная судьба. Теперь Дана способна все изменить, заставить город обновиться, о чем она всегда мечтала. Я верю, она, такая целеустремленная, способна выстроить мосты вместо тех стен, что по глупости возвел ее отец.
Практически всегда с ней приходил Зэиро. Сильно постаревший, теперь вечно уставший. Лицо в морщинах, кожа в шрамах. На дне голубых глаз залегла неизгладимая печаль, совсем незаметно для всех среди пшеничных прядей затесались тонкие серебристые полоски. В этой битве он потерял все, потерял последнее, что у него оставалось. Он стал больше молчать, чаще страдать бессонницей и практически перестал улыбаться. Дана, вопреки впечатлению грубоватой, нахальной и избалованной дамочки, которое она произвела на меня при первой встрече, умела видеть людей - помогая не свихнуться, она назначила Тотани главным советником. Он согласился, понимая, что это шанс все еще жить; к тому же, он был тем человеком, которому Либер могла доверять. Когда он появлялся у нашего порога, то всегда молчал, позволяя девушке рассказывать все самой и выговариваться. Возможно, он тоже говорил с нами, совсем тихо, про себя - старая привычка зверя, чтобы никто не заметил эмоций и чувств. И всегда, в конце, он, отставая от убегающей правительницы буквально на шаг, тихо говорил одни и те же слова.
«Я скучаю».
Слова, адресованные его любимой дочери.
Иногда вместе с Даной приходил Миро. Так странно, его огненный темперамент, граничащий с жестокостью, исчез; парень стал покладистым, спокойным, человечным. Словно вместе с боем захоронил и зверя внутри себя. Спустя три месяца после битвы ребята обручились. Через полгода сыграли свадьбу, только для своих. А после главной церемонии пришли сюда. И простояли так, глядя прямо на нас, не один час.
Ее кипенно-белое платье взметалось и шелестело, ослепительно выделяясь на фоне темных деревьев. Губы алые, кровавые - как дань той, кто стал для нее практически всем. Миро в черном, скорее по привычке: торчащие огненные волосы вместе с губами его жены - яркие, ослепительные пятна, опаляющие торжеством момента и вечной, застывшей на дне печалью. Опаляющие, но не греющие. Они держались за руки, крепко прижимаясь друг к другу, словно вросли в чужую кожу. Небольшой букет из анютиных глазок дрожащей рукой возложили нам. Белые, розовые, голубые; и среди радостных, сочных цветов был один, говоривший вместо них, - черная анютина глазка, бархатная, переливающаяся и печальная.