Кристально-серый взгляд медленно застывает под классическую музыку и щебетание людей. Она не была в этом поместье три года. Три года назад девушка в это время лежала в больнице, пока врачи пытались вытащить обломок ножа, предназначавшегося прямо в сердце, но застрявшего между рёбрами. Тогда, лёжа на операционном столе, она клялась найти и выжечь сердце тому человеку. Но, как только затянулся последний шов, затянулась и последняя душевная рана. Она вернётся за тем неудачником тогда, когда он не будет этого ждать. Даже если понадобится на это десять лет. Два года назад она находилась на задании Коршунова. Сейчас она стоит тут, с иногда пробегающим холодком в области левых рёбер и неподвижным ледяным взглядом.
- Странно находиться в одном доме и стараться не убить друг друга, не так ли? – спиной чувствует кривоватую улыбку того, кого в далеком детстве называла «папочка», когда летела к нему со всех ног, только появись он на пороге.
- Весьма, - сдержанно улыбается Вероника, поворачиваясь к собеседнику лицом. Сбежать и проявить слабость? Не её удел.
- Ты всё хорошеешь, - на секунду ей кажется, что перед ней тот самый, её отец. Бред. Приди в себя, Стод. Тут всё фальсификация.
- А от тебя уже смердит гнилью, - язык работает на автопилоте, пока мозг борется с внезапным чувством семейности.
- Я скучаю по вам с Вильямом, - спустя секунду/вечность снова говорит мужчина.
- Это ты со скуки что ли натравил на меня не так давно свою псинку Нико для моего убийства? – кривит губы в страшной полу усмешке. Раздирает швы на зажившей коже звериными когтями.
- Ты тоже не осталась в долгу, натравив в ответ свою псинку Кристофера, - усмехается мужчина. – Пока ещё живую псинку, - риторически добавляет он, отпивая красное вино. Ей кажется, что в этом хрустальном стакане её кровь, а не алкоголь.
- Я смотрю на тебя и мне хочется, чтобы ты сдох в муках, - скалится Стод, видя как в его глазах начинают сверкать молнии.
- Хорошее пожелание.
- Знаешь, чего я не понимаю? Почему человек, которому в жизни дали всё от погремушки до нефтяной вышки – так отплачивает своей семье? Превратился в скользкую падаль, в погоне за властью и наркотой. Убиваешь, разводишь и выучиваешь крыс, врешь своей семье…
- Ты не находишь, что ты превращаешься в меня? – грубо перебивает Джеймс дочь. Со стороны – они мило улыбаются друг другу. Вблизи – оскал двух горных львов перед нападением.
- О, да. Согласись, я – твоё лучшее творение. И уже на голову выше тебя, папаша.
- Хочешь сказать – это я виноват во всей твоей жизни? – приближается к её уху настолько близко, что обжигает её чёрную душу своей гнилью.
- Хочу сказать, что все, кого я убила и убью – все они убиты и твоей рукой тоже. А счётчик там ого-го какой, папа, - выплевывает слово «папа», с блаженством оставляя его висеть в пространстве и растворяться как снег весной на теплеющем асфальте.
- Что ж, тогда до встречи в аду, - поднимает он бокал, подкусывая губу.
- Я буду на троне, - копирует его движение сероволосая.
- Хьюго, ты же понимаешь, что Трейнс слишком ненадежен? – спрашивает Коршунов, выдыхая сигаретный дым. Над холодным Осло господствует утро. Снег ещё кое-где лежит, но, в основном он остается только на горах. Весна нагло производит захват этого города.
- Отчаянные времена требуют отчаянных мер, - как всегда весело подмигивает Дэнниел.
- Этой фразой всегда начинались самые сумасшедшие поступки в твоей жизни, - недовольно поджимает губы Алекс.
- Зато не скучно, - Дэн удобно разваливается в кресле, закинув ноги на один из подлокотников. Изумрудные глаза мерцают в свете огня от зажигалки. – Алекс, он наш. Он по духу наш. Он в своё время спас Рони…
- Ну и? – сдвигает брови к переносице Коршунов.
- Да не знаю я. Он ведь тогда отказался только потому что предан Якудзам. А сейчас всё поменялось.
- Он наркоман, - струйка дыма рассеивается в кабинете.
- Так, а кто без греха? Стод тоже была, ширялась там не от хорошей жизни, знаешь ли. Да и потом, насколько верны мои источники – он в завязке.
- Мы не можем сейчас оступиться, понимаешь? Идёт война, Дэн. Мы нажили слишком сильного врага…
- Ты нажил его в тот момент, когда в твою голову закралась мысль забрать дочь одного из самых сильных криминальных авторитетов, - тихо перебил его Хьюго. – Ты же за ней гонялся.
- Да, - встаёт из-за стола Александр. – И сделал из неё прекрасного убийцу, руководителя.
- Вот что чувство вины творит с человеком, - задумчиво произносит Дэнниел.
- Это не чувство вины, мой мальчик, это обещание.
- Знаешь, иногда мне кажется, что в своё время Волкири сделала правильный выбор, выбрав тебя, а не этого обмудка Джеймса. Жаль, что только поздно.
- Ири больше нет. И разговор закончен. – Мужчина властно затушил сигарету. – Собирайся. Полный экипировка, возьми троих еще, чтобы в тачке сидели. Не думаю, что Магнуссон откроет пальбу сегодня. Сам не высовывайся. А после этого вернёмся к разговору о Дилане.
- Понято, принято, большой босс, - Хьюго лениво поднимается с кресла и вразвалочку идёт в сторону двери. – Или, вас теперь стоит называть, мистер второй босс? - нагло оборачивается он к мужчине.
- Пошёл собираться, щенок, - по-доброму повышает голос на него Коршунов.
- Я мамочке Стод сейчас пожалуюсь, - выпячивает нижнюю губу парень, он проворно успевает закрыть дверь до того, как в неё ударяется книга.
- Балбес, - хрипловато смеётся Коршунов.
Мужчина возвращается к рабочему столу, медленно достает из ящика фотографию. Москва, Красная площадь и двое молодых людей, уже познавшие жизнь сполна и думающие, что они готовы ко всему. Молодой парень смотрит в сторону, на течение жизни вокруг него. Ямочки на правой щеке говорят об его ослепительной улыбке. Молодая русоволосая девушка, рядом с ним, смотрит прямо в камеру. На шее висит цепочка из белого золота с подвеской в виде маленькой галочки. В углу фотографии чёрной гелиевой ручкой выведено: «Москва, 1992 год».
- Прием вроде был с два месяца назад, а такое ощущение, будто вчера, - выдыхает Вильям, смотря на дорогу.
Как только сестра села к нему в машину – в ней стало непривычно тихо. Нура всегда о чем-то говорила, делилась как прошёл день, рассказывала о предметах, восхищалась природой за окном, Вероника же думала о чем-то своем. Да и вряд ли она вообще услышала слова брата.
Больше всего на свете она не любила этот весенний день – её день рождения. Всю жизнь она старалась забыться в учёбе, работе, за выпивкой с Хьюго, да хоть где-нибудь. Только не думать о братьях, отце, матери.
Дорога уводила далеко от школы, в домики на фьордах, где, собственно говоря, девушке и готовился сюрприз. При чем, как заявила хрупкая Нура Амалие Сатре: «Сюрприз должен быть в двойной силе! В прошлом году мы так и не отметили её праздник!». Да и что там было отмечать в том году? Ровно год назад Стод сама прекрасно отметила своё день рождения, свалившись с моста во фьорд на «офигенной тачке» (к слову, именно на том месте, что они проехали десять минут назад), тем самым не только заставила забыть всех, включая сероволосую, про этот ненужный день, так еще и умудрилась на несколько месяцев оттянуть встречу с отцом. Ну всем подаркам – подарок. Именно то, о чем мечтает каждая девочка в свои восемнадцать.
Вероника заламывает свои бледные пальцы. Слишком много нерешенных проблем для того, чтобы веселиться. Сегодня ночью должны быть переговоры у Коршунова с Магнуссоном. О чем, правда, Коршунов не посвятил девушку. К слову о нём, то мужчине становилось хуже с каждым днём. Опухоль, сидящая в его голове, снова давала о себе знать. Она, как маленькая девочка, то игралась с внутричерепным давлением, то с артериальным, иногда ей хотелось большой игры, и она звала эпилептические припадки, а затем снова играла по-маленькому. Вероника хотела, чтобы он дожил хотя бы до её девятнадцатилетия. Но он не только «доживал», он еще и продолжал стоять в управлении компании.