Магнуссон, как в замедленной съёмке, подходит к коробке. Оттуда на него, своими потухшими изумрудными глазами и с привычной нахальной усмешкой, смотрит Дэнниел Хьюго. Со внутренней стороны, мелко подписано: «Не мог оставить тебя без возможности его захоронения. Адрес найдёшь под его затылком».
Сероволосая, всё так же продолжая смеяться, пытается осесть на кафель, но Кристофер, словно на автопилоте, отвешивает ей пощёчину. Теперь кроме громкого отзвука от стен и красного следа от трёх пальцев, которые поместились на её щеке, ничего нет.
- Слышишь меня? – слышит его голос отдалённо. Смотрит как дикий зверь. Кристофер молча поднимает её на руки, свободной рукой закутывает в плед.
- Что ты делаешь? – сквозь туман спрашивает его Вильям, закрыв коробку и помогая подняться Нуре.
- Собирайтесь. Переезжаете в поместье моего отца. Этот пентхаус сожги нахуй. Я куплю вам дом, как только мы закончим с Империей, - голос начальника, диктатора. Никто и не пытается ему перечить.
Пустой серый взгляд следит за холодным, мраморным жестоким миром за стеклом машины. В листьях деревьев она видит его изумрудные глаза. Кожу от пули больше не жжёт. Всё так как должно быть, он говорил ей об этом. Пытался достучаться до её сердца. А теперь, сердце вместит в себе мир мести.
Если это не звоночек того, что тебе давно пора занять свой трон, то тебе лучше прострелить себе мозги.
Кристофер кидает на неё кроткий взгляд, внимательно следя за дорогой. Ей больно. Это боль отдаётся у него где-то под кожей.
- Я убью его, - слышит он приглушённый голос.
- Потом с тобой поговорим об этом, - холодно бросает он. Её дом превратился в какое-то холодно королевство. Серый взгляд непонятливо впивается в Шистада. Она больше не чувствует себя в безопасности.
- Какого хера? – так же холодно спрашивает она. Словно чужие.
- Ты не будешь сейчас ничего предпринимать. Никуда ходить. Ты будешь сидеть дома и пялиться в грёбанное окно, - шипит Кристофер. Зло приятно растекается по его венам. – Выходить куда-то сейчас опасно, ясно?!
- Ох, что ты? Я должна сложить лапки, отдать все стволы и послушаться бандита? – чувствует, как её серые глаза сверкают.
- Я не бандит, - единственное, что отвечает он ей.
- Правда? – подкусывает она губу. – А это я сегодня завалила человека? - в ответ тишина. - Ты мне сейчас нужен, чёрт возьми! – срывается на крик она. - Почему ты сейчас не можешь общаться со мной так же как с остальными?!
- Потому что ты лучшее, что есть в моей жизни! – кричит Кристофер. – Я не хочу найти тебя так же!
Замолкает так же резко, как и начала говорить с ним. Снова погружается в свой океан, пока он стремительно сбрасывает скорость и закуривает. Снова чувствуют себя дома.
========== Cain mark. ==========
Знаешь, Мэри,
в моей голове
звери.
Они бы тебя
съели,
если бы я разрешил.
Но я их гоню из прерий,
на ключ закрываю двери.
Сидят на цепях звери,
на ржавых цепях души.
Цвет чёрного оникса блестит на солнце, будто бы звёзды на чёрном холодном небе. Он любил этот цвет. Природа не замирает на месте: первые весенние птички весело щебечут, солнце нежно купает в своих лучах присутствующих мужчин/женщин/парней/девушек. В основном на костюмах мужчин, слева, где располагается левый кармашек, и сверху кофт/платьев у женщин, поблёскивает едва заметная брошь-галочка. Их лица напряжены, мышцы сковывает страх. Никто не хочет видеть одного из своих главарей таким.
Серебристая голова поворачивается в сторону, когда тёплая рука Кристофера сжимает её ладонь. Она видит компанию Пенетраторов. Капюшоны чёрных фирменных толстовок (в знак их уважения и благодарности) накинуты на голову. Вильям сидит во главе компании, иногда бросая короткие взгляды на Шистада. Пенетраторы давно перестали быть просто школьным автобусом, несанкционированной группировкой. И Кристофер, как и Вильям, понимал это. Их коньячные взгляды сталкиваются, они одновременно дергают носами и поправляют капюшоны на своих головах.
Чуть поодаль виднеются переливающиеся брошки изумрудных змеев. Катарсис вернулся. Глава – Раймунд де Рэбер – уже держал слово о потере такого человека, как Дэнниел Хьюго, и выражал соболезнования Александру Коршунову.
Люди, которые считают своим отличительным знаком мудрого змея, который может в любой момент искусить, скорбят.
Катарсис, сам по себе, никогда не вмешивался в чужие дела и разборки. Они работали на территории Франции и большего не желали. Рэбер и Коршунов – что -то вроде добрых старых друзей. Учились в одном университете, в одной группе. В то время Рэбера перевели по обмену в Россию, где он и научился всему, чем в лучшем виде владеет Александр: изворотливость, сноровка, стойкость, диктаторство. Правда, откуда Коршунов владел этим настолько идеально Раймунд никогда не мог понять.
Чёрные брови слегка хмурятся, глядя на мужчину с бирюзовыми глазами и смольными волосами. Его выражение лица грозно и угрюмо, а легкая щетина будто способна защитить его от пули. Стод видела его, когда ей было пятнадцать лет. Прошло четыре года, а Рэбер будто пьёт эликсир молодости вместо ликера.
- …од, - отдаленно доносится до уха Вероники.
- Ви, тебе нужно выйти, - бесшумно говорит Кристофер, поднимаясь и протягивая ей руку.
Кристофер смотрит на присутствующих так, что все из его взгляда понимают: не приведи Господь, сейчас кто-то что-то прошепчет.
Она встаёт легко и непринужденно, сжимая в кулак пальцы вместе с его пулей. Смотрит на Нуру, что сидит подле Вильяма с красными от слез глазами. Усмехается. Ей больше нечем плакать.
Чувствует властную руку Шистада, но не чувствует землю под ногами. Он рядом, он держит её крепко, он никому не разрешает подходить к ней, словно Цербер, охраняющий адские врата.
Наконец, видит его. Застывшая хьюговская ухмылка бесстрашия словно скандирует: «Они убили меня с моего позволения». Ей хочется, чтобы он прекратил эту чертову не смешную шутку. Изнутри раздирает крик: «Поднимись, черт возьми! Прекрати эту ублюдскую пытку!» Снаружи из глазниц сочится горечь, боль, скорбь и мертвое спокойствие.
На шее, на месте швов, завязан красный шелковый платок /его любимый/, из-под которого выглядывала, посмотреть на все происходящее, пуля, принадлежащая Стод. Всё те же красные кеды /которые он носил с любой одеждой и в любое время/ под официальный чёрный костюм всё с той же брошью-галочкой. Рукава пиджака, по-хьюговски, закатаны. Будто он сам одевался на свои похороны. Будто он не мертв. На бледной правой руке – тот самый, подаренный Стод браслет, который она заставляла его застегнуть самому.
- Я не знаю, что говорить, - тихо шепчет она своей крепости-Шистаду. Девушка, на глазах у всех, комкает бумажку с речью и выкидывает её.
- Я не знаю, что нужно сказать, - уже громче говорит она. – Что нужно сказать, чтобы выразить всю свою любовь к этому человеку. Я не могу назвать его коллегой, знакомым или просто другом. Он выше этого. Я никогда не назову его любовником или любовью, - Кристофер слегка напрягается, - потому что он выше этого. Я не смогу назвать его братом, ни кровным, ни душевным. Он над этим. Дэнниел Хьюго заслуживал большего в этой жизни, он понимал это, но был со мной. Шёл на дно, когда это требовалось и умел вынырнуть, когда сил не оставалось ни на что, кроме смерти. Это не его убили. Это он дал позволение на свою смерть. Вы должны уважать его выбор. Не я. Я всегда бесила его, всегда перечила. И этот раз не станет исключением, только потому, что он решил выйти из игры. Ты слышишь? – она поворачивается к гробу, заставляя холодок мурашек пробежать по спинам всех присутствующих. – Ты говорил, из игры можно выйти только умерев. Так знай, ты мертв, и ты все ещё играешь. – Она говорит это ему, в то время как все понимают, что эта девушка хуже Коршунова в добрую сотню раз. Все готовы подчиниться ей.