Она скользит руками по его мускулатуре, он - по бёдрам, совершающим опасные манёвры. Это вообще законно?
- Я вижу, - добродушно смеётся Стод, смотря на эту грязно-пьяную вакханалию. Но, стоит признать, до жути привлекательную вакханалию, прямо как в этих долбанных фильмах про танцоров.
- Как в фильме прям! -озвучивает мысль восхищённый Адам.
- Видел я недавно фильм, который начинался так же, - играет бровями Юнас. Дружный гогот расползается по школьному двору.
- Наверное, мы смотрели его вместе, - подмигивает ему Стод, одновременно замечая короткие пепельные волосы подруги. - Всё, до пар, - говорит она, соскакивая со скамейки.
Парни что-то пробурчали колкое в ответ, но девушка не только не расслышала, но и не обернулась, чтобы переспросить. Просто исчезла с места сбора как ураган. Ураган, который заставлял всех боязливо смотреть на неё, по мере того как она подходила к Сатре.
- Ох и даму себе отхватил Шистад, - пожимает плечами, завороженно смотря в след, Зак.
- Да, этому черту удалось сделать невозможное, - риторически замечает Дилан Кейс, смотря на двух обнимающихся девушек.
- Так, первый ящик стола, справа, - бубнит себе под нос Вероника, заходя в кабинет Коршунова. - Первый ящик стола, справа, - повторяет она, пока пересекает кабинет от стены до стола. - Первый ящик… - взгляд застывает на фотографию Дэнниела с чёрной ленточкой в углу. - Стола, справа, - пытается договорить она.
Моргнув несколько раз /ровно столько же, сколько сердце пропустило ударов/ она всё же опускается на колени перед ящиками.
Длинные пальцы перебирают папки в столе, пытаясь найти нужную: в фиолетовой обложке с чёрной скрепкой.
- Здесь черт голову потеряет, - беспомощно скулит Вероника, взяв себя в руки. - Видишь, Дэн, а раньше этим занимался ты, - смотрит прямо в глаза фотографии.
Этот фетиш находили странным абсолютно все. Её мозг, будто отказываясь принимать смерть Хьюго, отправил его куда-то далеко, но точно не в гробу под землю. Она всегда обращалась к нему, говорила с ним, не отводя взгляд от его глаз на фотографии. Когда было чертовски плохо - он был с ней.
- А вот и наша нужная вещь, - снова едва разборчиво, под нос. Она резко выдирает её из-под остальных папок, смотря на то, как в этом хаосе, наведённым вытаскиванием папки, выскакивает половинка фотографии.
В глаза бросается точно такой же кулон, как на шее Стод. Она, аккуратно, подцепляет ногтями фотокарточку.
Облизывает губы, тупо моргая, проводит большим пальцем по фотографии, хмурится.
- Что за? - в мужчине она узнает молодого Коршунова, когда в женщине - свою мать.
- Ронс, ты чего там закопалась? - появляется в дверях голова Дилана.
- Я… Тут у Алекса такой завал, я еле откапала эту папку! И вообще она не фиолетовая, а какая-то больше синяя, - быстро ориентируется Вероника, поднимаясь с пола, и кидая фото в ящик. Не беспокоится о том, что Коршунов узнает. Он узнает в любом случае: от неё или от неправильного положения фото - ей плевать.
Она всовывает папку в руки Трейнса.
- Ты не собираешься идти? - опирается об косяк входной двери, засовывая левую руку в карман таким образом, что папка зажата между телом и рукой.
- Скажи Алексу, что он мне нужен здесь, - девушка садится на место Коршунова; всё-таки, она не дождётся, пока он узнает про фотографию.
- Я вам что мальчик на побегушках? - выгибает бровь Дилан.
- Да иди уже! - фыркает Вероника, смотря как Трейнс спокойно разворачивается на пятках и удаляется прочь.
- Зачем ты ушёл от меня? - уже тихо спрашивает Стод, смотря на портрет Хьюго.
А Хьюго усмехается, его изумрудные глаза полны насмешки и саркастичности; весь его вид - один сплошной сарказм, пронизанный нотками чёрного юмора, самоиронии и постиронии.
Кабинет Коршунова - его крепость. Вероника всегда чувствовала себя защищённой в его кабинетах. Он умудрился даже в стеклянном и величественном SGI создать свой уютный тёмный уголок. Панорамные окна были завешаны темными жалюзи. Внутри почти все было из дубового дерева. Одна из стен была полностью отдана под книжный шкаф, другая - вся в папках, каких-то безделушках с разных стран, в фотографиях.
Вероника постукивает ноготками по столу, чувствуя как сердце хочет вырваться из груди. Что происходит вообще в этом чертовом мире? Почему со мной?
Белая эмаль впивается в розоватые губы, когда Александр входит в свой кабинет. Он одергивает кофту и молча садится в кресло напротив. Сейчас парадом руководит девушка в его кресле.
Коршунов улыбается краешками губ. Явно не намерен злиться или ссориться.
- Доставай, что нашла, - тепло смотрит на неё. Он не скрывал эту фотографию, но и правду открывать не хотел. Правда - она не всегда приятная; не всегда, узнав её, можно продолжить жить без боли. Это был тот самый случай, когда жизнь /и без того не сахарная/ наполнилась бы сплошным дёгтем и ненужными надеждами.
Фотография аккуратно появляется на столе. Вероника тоже не злится. Ей нужна правда. В любой её формообразующей.
- Ты знаешь, что мне нужно, Ал, - оно пододвигает к нему фотографию.
- Я не хотел, чтобы ты знала это, - его губы сжимаются в тонкую полосу, пока брови девушки сползают к переносице.
В первый раз в своей жизни, она начинает замечать с ним схожесть. Не только по поведению и по духу, по внешности. Волосы у него русые, глаза светлые. Скулы ярко-выраженные, хотя на левой уже давно живёт полоска шрама. Нос заострён так же, даже горбинка маленькая, почти незаметная.
-Говори, - сквозь зубы вырывается у неё. Значит, мать всё-таки изменяла отцу? Радостно даже как-то. Её отец - не этот козлина Магнуссон.
- Ты думаешь, что эта война с твоим отцом, - в смысле? - идёт только несколько лет. Она идёт дольше, столько, сколько я себя знаю, - Коршунов взял конфетку из вазочки и, развернув её, продолжил, - я твой дядя. Родной.
- Не, ну это ещё полбеды, - усмехается Вероника. Коршун знает, что ей страшно. - Я уж было подумала, что ты мой отец, - защитная реакция. То, что он вырабатывал в ней. Пуленепробиваемость, кайф от смакования боли.
- Арне Стод, твой дедушка, мой отец. - Удар, но она не осознает, почему не больно. Коршунов осматривает застывшую девушку, её взгляд сосредоточен на фотографии Хьюго.
Дядя. Ну надо же. Лучше бы ты был моим отцом.
Проносится искромётная мысль в голове Стод, которую она не решается озвучить.
- Арне и Кэтрин развелись спустя 2 года после рождения твоей матери, Волкири. Отец уехал в Россию, по делам бизнеса, и остался там. А спустя ещё два года родился я. Ты прекрасно знала своего деда, Ви. Он человек чести, поэтому всегда поддерживал прекрасные отношения с твоей матерью. Забирал Ири на каникулы всегда. Мы с ней были одной душой.
- Фамилия, - перебивает Вероника. - Почему не Стод?
- По матери. Я учился в России до старших классов, она считала, что в те времена лучше не светить заграничной фамилией, - Коршунов скользит взглядом по девушке, не в силах отгадать её эмоцию. Всё-таки, она - лучшее его творение.
- Продолжай, - приказывает она. Он отмечает, что ей очень идёт этот тон вкупе со спокойным лицом.
Шистад Недопенетратор.
Мы у Робина.
Шистад Недопенетратор.
Тебя забрать, киса?
Шистад Недопенетратор.
Отвечай мне, когда я спрашиваю.
Короткое «Я умею водить» и блокирует телефон.
- Мою мать убили из-за каких-то дел отца. Он, не долго думая, забрал меня в Норвегию. Нас с Волкири считали чуть ли не отвязной парочкой в духе Бонни и Клайда, - Александр прикрывает глаза и улыбается, вспоминая те времена.
- Ири, это не лучшая затея! - говорит улыбающийся молодой парень. Он всегда был рациональнее, холоднее, педантичнее своей сестры.
- Прекрати, Ал, - широко улыбалась девушка, - или малышка-Алекс боится? Боишься, да, - оттопыривает нижнюю губу, смотря не него щенячьим взглядом.