Вначале опять же полыхнула чуть не детская обида, а потом по-взрослому понял: «Да ведь он мне просто доверяет!..»
Этому доверию — уже двадцать лет! Борис Константинович Левченко уезжал в Египет, готовил там кадры для Хелуанского металлургического комбината, вернулся в Северский и давно уже работает контрольным мастером в том самом мартеновском цехе, где сегодня плавит сталь кавалер ордена Ленина сталевар Николаи Григорьевич Арзамасцев. И как раз та смена, где работает Левченко, принимает и печи и плавки смены Арзамасцева. Принимает на ходу, как и водится во всех мартеновских цехах. Сплошь и рядом Борису Константиновичу приходится проверять именно ту сталь, которую варил Арзамасцев.
— Это всегда хорошая сталь! — говорит Левченко. — Арзамасцев передает плавки без отклонений от технологии. И наш сталевар Иван Яковлевич Кравчук, принимая у Арзамасцева печь, вполне спокоен. Между ними — полное доверие! Я это называю порядочной передачей плавки. Николай никого и ни в чем не подводит. А доверие только на этом и может быть основано!
3. «Это придет само»
Вести плавки учили Николая три сталевара — в разное время и по-разному… И то, чему они его научили, слИ’ лось у него в один стиль. Уже его собственный стиль!
Его первым учителем в цехе был немолодой сталевар Сергей Незаметдинов. Он не мог научить теории — теорию сталеварения Николай с самого начала знал лучше. Незаметдинов был практиком — спокойным, основательным и очень требовательным.
В те годы, когда Николай работал у Незаметдинова вторым подручным, Северскому заводу остро не хватало электроэнергии, и порой без нее оставалась экспресс-лаборатория мартеновского цеха. А это значило, что подручному надо бежать с кубиком стали в центральную лабораторию, долго ждать там анализа, бежать через ползавода обратно… Почти полчаса уходило на такой анализ. Вместо трех-пяти минут в экспресс-лаборатории. А ведь печь горит, сталь варится, и через полчаса она уже не совсем такая, какой была, когда брали этот кубик для анализа.
Сергей Незаметдинов настолько тонко чувствовал и понимал свою печь, что мог выпустить плавку без такого запоздалого химанализа, и сталь у него выходила в полном соответствии с заданием. Как говорят сталевары — точно попадал в допуски.
Николай все пытался понять, как это происходит, каким шестым чувством определяет бригадир точный состав кипящей стали. Даже впрямую спрашивал.
А Незаметдинов толком не мог объяснить. Он порой и сам этого не понимал.
— Ты смотри, — говорил он. — Запоминай. Все запоминай! Даже цвет пламени. Он ведь меняется… Ты работай — а это придет само. Ко мне само пришло.
Как все молодые, Николай был нетерпелив. Он не хотел ждать, пока «придет само». Он искал ответы в книгах и журналах. Закончив школу ФЗО, пошел в школу рабочей молодежи, затем — на курсы повышения квалификации. К нему ЭТО пришло намного раньше, чем к самоучке Незаметдинову.
Но ведь и время не стоит на месте. Экспресс-лаборатория северских мартенов давным-давно не останавливается из-за нехватки электроэнергии…
4. Занозистая печка
Вторым учителем Николая в цехе был Валентин Попов, окончивший северскую школу ФЗО всего на год раньше Арзамасцева. Правда, окончил ее Валентин блестяще — первый и единственный получил при выпуске сразу 10-й рабочий разряд (это при 12-разрядной сетке!). А Николая Арзамасцева, как и многих других хороших учеников, выпустили с 9-м разрядом.
В феврале 1957 года Валентин Попов создал первую на Северском заводе комсомольско-молодежную бригаду и пригласил в нее Николая первым подручным.
Печка молодым сталеварам досталась тяжелая — третий мартен: капризный, неустойчивый, буйный. Он шел горячо, грел металл быстро, но при доводке стали до точного состава происходило бурное, стремительное вскипание, расплавленный шлак поднимался очень высоко, пробивал насыпанные подручными ложные пороги из доломита, отбрасывал заслонки и огненными ручьями хлестал на рабочую площадку через все три окна мартена.
Происходило это почти при каждой плавке.
Сталевары, как могли, готовились к буйству шлака, подставляли под ложные пороги железные короба, но шлак быстро заполнял их и выплескивался через края.
Молодые сталевары охлаждали огненную массу водой, скалывали и убирали вручную. Это изматывало, отнимало все силы, а потом еще предстояло выпускать плавку.
Когда возвращался Николай домой — валился пластом, проваливался в черный, бездонный сон и еле-еле успевал прийти в себя до следующей смены. Даже в кино ходил с молодой женой Лидой только по выходным. В другие дни и желания не возникало.